- Ваша служанка - девственница? - спросил он, и Соня от растерянности кивнула.
- Не волнуйтесь, Эмиль сделает все в лучшем виде. - Конечно, совсем уж без боли не обойтись, но это только поначалу.
Между тем, тот, о ком говорили, оторвался от шеи Агриппины, и Соня увидела, что она вся в синяках, а девушка закусила губу, и из глаз её текут слезы.
- Послушайте, мсье Флоримон, я согласна сказать вашему батюшке все, что захотите, а когда он покажет вам место, где спрятано золото, я уеду вместе с Агриппиной, и не буду претендовать на свою часть!
- Поздно, - сказала Флоримон, не отрываясь от глазка, - теперь я хочу досмотреть до конца. Да и как я буду выглядеть перед Эмилем, который проделал уже так много работы...
- Неужели вам настолько важно мнение вашего слуги?
- Не скажите, - усмехнулся он, - хорошего слугу надо выбирать тщательнее, чем жену. А Эмиль к тому же умен и способен. С его помощью я могу добиться зарабатывать большие деньги...
- Но зачем вам деньги, если вы в двух шагах от богатства отца?
Ну, деньги никогда не бывают лишними, а отец... О, он старый авантюрист, и я не удивлюсь, если он на финише попытается меня обойти.
- Это вы говорите о тяжело больном человеке? - удивилась Соня.
- Вы лучше смотрите, - насмешливо заметил Флоримон, - сейчас начнется самое интересное.
Теперь Соня не отводила глаз. Прежде всего, она не могла понять, почему на её глазах слабеет Агриппина, ведь Эмиль не делает пока ничего такого, что причиняло бы ей такую боль, которой она боялась.
Молодой мужчина покрывал поцелуями-укусами грудь девушки, а она выгибалась и стонала, но это был не стон боли.
Боже, как мало знает Соня о плотской стороне любви!
Теперь голова Эмиля склонилась совсем низко - насколько княжна знала, ЭТО делают не губами, но тогда как называются его действия? Французская любовь, - вспомнила она слова Флоримона де Барраса, - это называется французская любовь!
Глава пятнадцатая
Соня бессильно откинулась на спинку кресла. Она так устала, будто это с нею Эмиль проделывал то же, что и с Агриппиной. У неё даже болели будто после пут кисти рук и лодыжки, хотя потом слуга Флоримона развязал девушку и все последующее делал с нею, как хотел, будто знал, что та не станет больше сопротивляться.
- Вы больше не хотите смотреть? - фальшиво удивился Флоримон, напрасно, Эмиль в таких делах неисчерпаем. Конечно, если бы мы с вами сидели в креслах, а так, понятное дело, устаешь. Все время стоять и смотреть. Шесть часов.
- Шесть часов? - в ужасе прошептала Соня.
- Или чуть больше. Когда Эмиль заводится, то долго не может остановиться.
- Что вы от меня хотите? - спросила против воли дрожащая девушка; как бы она ни старалась сдерживаться, её колотил озноб. Сейчас она была готова на все, только бы её с Агриппиной отпустили из этого страшного места. Конечно, девичество Агриппине не вернешь, но княжна мысленно давала себе клятву искупать свою невольную вину перед девушкой.
Однако, услышала она вовсе не то, что хотела. То есть, она думала, что молодой маркиз хочет, чтобы она отступилась от своей доли богатства, которое, судя по всему, его отец настроен был ей отдать. А он вдруг с усмешкой сказал:
- Покорности.
- Что? - Соня подумала, что ослышалась. - Но для чего вам моя покорность? Как только вы получите свое золото, мы с Агриппиной уедем отсюда и вы о нас больше не услышите!
- А вот этого мне бы как раз и не хотелось, - он усмехнулся её непониманию. - Я решил оставить вас для себя.
- Оставить? Меня? Но вы забываетесь - я свободная женщина, и во Франции, слава богу, нет рабства...
- Нет рабства? - расхохотался он. - Да кто это вам сказал! Французы сколь угодно могут провозглашать на весь свет, что они свободны, на самом же деле нет нации более зависимой.
- От чего?
- Не от чего, а от кого! Все мы зависим от короля. Людовик Четырнадцатый, который сказал: "государство - это я!" ничуть не кривил душой. Для французов воля короля, желание короля - превыше всего. Говорят, ваша императрица Екатерина Вторая старается соблюдать законы, и даже сама их издает. А хотел бы я посмотреть на вас, если бы вы были приближены ко двору, и на вас упал похотливый взгляд короля. Думаете, кто-нибудь стал спрашивать вас, желаете ли вы этого? Вас бы принудили лечь в его постель!
- Силой? - не поверила Соня.
- Не захотели бы добром, конечно, силой.
- Но я - не подданная Франции.
- Иными словами, случись с вами что-нибудь, найдется сильный человек, который вызволит вас из неволи и покарает обидчика? Ну, во-первых, в любом случае он опоздает, и я получу то, чего хочу. Кроме таинств французской любви, у меня имеется богатый арсенал средств для укрощения гордячек. Причем, совершенно неважно, какой они нации.
- Вы хотите сказать, что примените ко мне силу?
- Увы, пока я связан словом, которое дал отцу: не применять силу к вам. Но мы ничего не говорили о вашей служанке. То, что мы с вами сегодня наблюдали, так, легкая разминка. Можно ещё пустить к ней не одного мужчину, а, к примеру, трех. Если и этого вам покажется мало, мы применим к девушке более действенные меры: плеть, каленое железо...
Темная пелена поплыла перед глазами Софьи, мир вокруг потерял очертания и краски, и она погрузилась в глубокое беспамятство.
Пришла она в себя оттого, что в её лицо брызнула холодная вода. Перед нею стоял Флоримон де Баррас с кувшином в руке и довольно улыбался.
- Экая вы нежная, - покачал он головой. - В какой-то момент я было подумал, что мне придется с вами повозиться, что вы - крепкий орешек, но нет, вы не привыкли к длительному сопротивлению. Продолжим нашу приятную беседу? Итак: во Франции правит король. В Дежансоне правлю я. Мы как раз говорили о том, что вы - иностранка, и что у вас найдется защитник в России. Неясен один момент: как он узнает, что вы у меня... в гостях?
- Меня обязательно станут искать, - горделиво вздернула подбородок Соня.
"Кто станет искать? - ужаснулся внутренний голос. - Разве ты не сделала все возможное для того, чтобы твой родной брат не знал, куда ты направилась. Об этом знает мадам Григорьева, но Николя-то не знает! А если бы знал, сказала бы ему Аделаида Феликсовна или сделала бы вид, что ты к ней не обращалась? Вот именно, скорее всего, второе!"
- Где, в Дежансоне?
Соня решила не показывать виду, что в её душе поселилась тихая паника.
- Конечно. Узнают, что мы остановились у мадам де Шовиньи...
- ... а она скажет, что никто у неё не останавливался, что она никому не сдает комнаты и вас в глаза не видела!
