Не от человека. От источника. И твоя кровь обновится.
Хотя бывает, что ответ – в виде услуги, моральной или материальной поддержки и прочая – приходит от того же самого человека. Спустя какое-то время. Бывает. А если не от него, то от другого, который ВДРУГ, благодаря «случайному» стечению обстоятельств, оказался в пределах досягаемости. И у него ВДРУГ оказалось именно то, в чем ты больше всего нуждаешься. И он готов – ну надо же! – поделиться этим с тобой.
Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его
[24]
.
Не стоит думать, что делятся исключительно от избытка. Если уж на то пошло, у нас тут вообще нет ничего своего. Ну и какой смысл в накоплении?
Это можно считать справедливым как в отношении позитива, так и в отношении негатива. Грэм вспомнил (впервые за все эти годы), как к нему, тогда еще пятнадцатилетнему мальчишке, пришла перепуганная Надежда и трагическим голосом сообщила, что случилось ей по глупости разругаться на работе с некой Валентиной, а про эту Валентину доподлинно известно, что в чей адрес она произнесет проклятие, тот помрет в течение трех-четырех недель. И что теперь делать?
Почему она пришла именно к нему? Это вообще заслуживало пера м-ра Уолпола: семейное предание гласило, что, будучи несмышленым младенцем, он поймал и проглотил янтарную бусинку, которую выронила его умирающая прабабка. Что с этой бусиной случилось дальше, нетрудно догадаться. А прабабка-то была ого-го!
Первое, что он сказал матери, – наплевать и забыть. Но почти сразу понял: нет, не работает. Надежда сникла и, судя по всему, приготовилась к самому худшему. Оставалось одно: принять ее модель реальности и потренироваться думать, как она. Получилось. После часа кропотливой работы Грэм изготовил для нее простейший защитный амулет и произнес волшебные слова.
Прошла неделя, две, три... Он уже и думать забыл, как вдруг его добрейшая матушка явилась к нему с офигенной новостью.
«Валентина померла. ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?»
Он чуть со стула не упал.
«Да очнись ты наконец! Ничего я не делал!»
Попутно выяснилось, что покойная Валентина заливала по-черному и в ту роковую пятницу, оставшись на даче, выжрала в одну харю чуть ли не ведро водки.
Это к тому, как циркулирует негатив.
Итак, если мы не хотим быть проточным водоемом, мы становимся стоячим болотом. Мы отпадаем от источника. И одушевленная вселенная больше не желает иметь с нами никакого дела.
* * *
– Григорий!
Он очнулся от раздумий и поднял голову. Герман смотрел на него не отрываясь. Прищуренные серые глаза, со дна которых медленно поднималось обволакивающее тепло. Еще немного, и лед этих глаз растает, и они потекут по щекам, и впитаются в белый хлопковый трикотаж спортивной футболки... Этот неожиданный готический глюк заставил его вздрогнуть.
– Я здесь.
– Почему ты до сих пор не женат?
– Что-то не хочется. Это важно?
– Ты должен мне сказать.
– Ну... возможно, женюсь через год-другой. Жалеешь о том, что не увидел внуков?
– Внуков я видел. Но не твоих детей.
– Понимаю.
Следующий вопрос удивил бы его, если б не магнетический раппорт, установившийся между ними за последние несколько – он уже потерял им счет – часов.
– Гришка, ты веришь в Бога?
– Вера есть то, что ты принимаешь как данность безо всяких на то оснований. Просто потому, что так тебе велит приходский священник, этому тебя научили родители, сейчас модно рассуждать именно так, тебе просто лень думать. – Грэм пожал плечами. – Неужели во мне можно заподозрить подобное простодушие?
– Значит, не веришь.
Он немного помолчал.
– Во время одного из интервью доктора Юнга спросили, верит ли он в Бога. «Я знаю, что Бог существует, – ответил Юнг. – Мне не нужно верить, я знаю».
– Знание, истина... Забавно, что об этом берутся рассуждать смертные, которым отпущено в среднем лет семьдесят—восемьдесят. А многим и того меньше.
– Почему нет? Это неплохо развлекает.
– Как говорил один из наших университетских профессоров, «истина есть объективная реальность, но, к сожалению, она непознаваема».
– В качестве «объективной реальности» – никогда. Так же, как и Бог.
– Продолжай, – попросил Герман, видя, что он замолчал.
– Я признаю действительным лишь то, что на меня действует. А то, что на меня не действует, все равно что не существует
[25]
. Ни Бог, ни истина не действуют на нас как «объективные реальности», как что-то внешнее. И если мы представляем их в виде «объективных реальностей», нам остается только верить в них, но не знать. О знании мы можем говорить лишь тогда, когда истина, равно как и Бог, действует на нас изнутри и таким образом переходит в разряд субъективных реальностей.
– Итак, ты знаешь.
– Да.
– Это знание помогает тебе или мешает?
– Когда как.
– Не оставляй сестру, слышишь?
– Этого можно было и не говорить.
– Она глупая баба, но добрая. В точности как твоя мать.
По едва заметному подергиванию углов его рта Грэм уловил приближение очередного приступа.
– Хочешь лечь?
Пальцы Германа до боли стиснули его запястье.
– Нет. Сядь поближе.
Грэм пересел на кровать. Вот, значит, как. Всю жизнь мы с тобой, фактически по одной и той же причине, старались держаться друг от друга подальше, думая, что еще есть время – время собрать разбросанные камни, – и вдруг обнаружили, что его нет. Полчаса, час... вот все, что осталось.
– Не бойся, – вполголоса проговорил Грэм, удивляясь собственному спокойствию. Спокойствию камня. – Потом ничего не будет.
Герман отрывисто хохотнул.
– Именно это я и хотел услышать.
– Серьезно?
– А то! Знаешь, все эти мысли про Страшный Суд, про Царствие Небесное... от них здорово портится настроение. – Он передохнул, дрожащей рукой смахнул капли пота со лба. – Прикури-ка мне сигаретку.
– Не бойся, – повторил Грэм, делая первую затяжку и протягивая ему сигарету. – Добро и зло – это божественная дихотомия, такая же, как свет-тьма, жар-холод, сухость-влажность, инь-ян и прочее. Каждое Солнце имеет Sol Nigredo, каждый предмет – тень. Нет никакого рая для праведников. Нет никакого ада для грешников. Все происходит здесь и сейчас. Бог никогда не покидал нас, поэтому нечего ждать Второго Пришествия и Страшного Суда. Бог – это Некто или Нечто, превосходящее наше понимание, и в то же время Тот, кого понять не составляет никакого труда. Одной рукой он дает, другой отбирает – и это не хорошо и не плохо. Это просто ТАК.
