Отбросив одеяло, впитывая молчаливые восторги друг друга, сконцентрированные в обжигающем дыхании и медовом поту, они лежат, как выброшенные на берег рыбы, и не смеют нарушить трепетность этого мгновения. Вот оно как... Явился царский сын из-за моря, из-за гор, полюбил ее такой, какая есть, – и стала ведьма Элизабет обычной счастливой женщиной, каких тысячи.
Смуглая рука Венсана ложится на ее живот, кажущийся белым, хотя и она тоже загорала все лето.
– Кто это, мальчик или девочка?
– Не знаю.
– Подумай. Ты должна знать.
Перед ее мысленным взором вновь проплывает лицо шестнадцатилетнего Венсана, каким она его представляет.
– Мальчик.
Он горделиво улыбается. Мужское тщеславие... Но в данном случае это простительно.
– Надеюсь, ты не будешь сталкивать его в воду со связанными руками.
– Может, и буду. Как раз это, мне кажется, дает неплохие результаты.
Некоторое время она размышляет, но потом все-таки говорит, рискуя вызвать его недовольство:
– Мне понравился твой отец.
Венсан неуловимо напрягается.
– Правда-правда. Он любит тебя. А ты любишь его. Почему бы вам не перестать мучить друг друга?
– Почему бы тебе не встать и не заняться завтраком?
Что ж, именно этим она и собиралась заняться. На часах половина двенадцатого, соседские птицы уже пропели все песни, где-то за стенами добротного кирпичного дома уже вовсю кипит жизнь, жизнь большого города, а здесь, в затемненной спальне, продолжаются каникулы, начатые на маленьком греческом островке. Сбежать вниз по лестнице, пересечь гостиную, по пути перешагивая через многочисленные коробки, свертки и корзинки с подарками. В очередной раз ужаснуться количеству живых цветов, занимающих каждую свободную банку и кастрюльку в доме. Зарядить электрическую кофеварку и только после этого набрать номер и услышать голос Джеммы. Ее слезы, ее жалобы покинутой женщины... боже милостивый!
– Говоришь, зачахла с горя? Ах ты, мой ангелочек... Ладно, не хнычь, раскрою тебе один маленький секрет. Мы пригласили в гости самого шикарного мужчину, какого ты только можешь себе вообразить. Куда, куда... На Корфу, разумеется! Он приедет через пару недель. Не знаю, надолго ли. Ты просто умрешь, когда его увидишь... Ох, да не голоси же так, я сейчас оглохну! Стресс?.. Ничего, тебе это полезно, может, наконец похудеешь.
Пока она нарезает на тарелочку сыр и ветчину, Венсан расхаживает по дому в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Он только что принял душ, кончики волос потемнели от воды. Заметив, что он раздвинул все шторы, Лиза украдкой улыбается. Им обоим известно, что из окна напротив за ним постоянно подглядывает девчонка лет двенадцати. Лиза уже предложила послать ей в подарок бинокль, но Венсан возразил, что в этом случае удовольствие станет слишком доступным.
Звонит телефон. Это Гуго. Ему интересно, как прошла первая брачная ночь, оказалась ли новобрачная честной девушкой и где, если не секрет, они собираются провести медовый месяц. Каким-то чудом Венсану удается отделаться от него, но только он садится за стол, собираясь сделать глоток кофе, телефон начинает трезвонить опять. Это невыносимо! Человек имеет право позавтракать в спокойной обстановке? Да, соглашается Морис. Более того, он имеет право в спокойной обстановке и поужинать, так почему бы им не закатиться сегодня вечером в какой-нибудь тихий ресторанчик на бульваре Сен-Мишель?
– Bien sur
[101]
, – говорит Венсан обреченно. И поднимает глаза на Лизу: – Ужин в ресторане. Как ты на это смотришь?
После Мориса звонит Франсуаза. Венсан уже успел проглотить пару тостов с сыром и зеленью, поэтому находит в себе силы выслушивать ее восторженный щебет и даже более-менее внятно отвечать на вопросы. Из их разговора Лизе становится ясно, что сейчас, ВОТ ПРЯМО СЕЙЧАС, Венсану следует бросить все и выйти на улицу, потому что она, Франсуаза, собственно говоря, уже здесь и сгорает от желания вручить ему еще один, на этот раз действительно САМЫЙ ПОСЛЕД–НИЙ подарок. Он никак не может взять в толк. Здесь, на улице? В таком случае почему бы ей не подняться наверх? Нет-нет. По какой-то таинственной причине это абсолютно невозможно.
Что ж, он надевает штаны и идет. Лиза, естественно, тоже. Вместе они спускаются по лестнице на первый этаж, здороваются с консьержкой, пересекают залитый солнцем внутренний дворик и выходят на улицу, то есть фактически на проезжую часть. У кромки тротуара припаркованы два автомобиля. Один – старенький «шевроле» Кевина, другой же... при виде него глаза у Венсана загораются, как у женщины в торговом центре во время рождественских распродаж. Он не успевает вымолвить ни словечка, как из салона выпархивает Франсуаза и, улыбаясь до ушей, вручает ему ключи.
– Держи. Теперь она твоя. – Обернувшись, прищелкивает языком. – Ах ты, ласточка, жаль с тобой расставаться... Одно радует: отдаю в хорошие руки. – И снова Венсану: – Ну вот, братец, теперь у тебя есть реальный шанс начать новую жизнь. Ну что ты молчишь? Тебе нравится?
Он пробует откашляться. Минуту стоит неподвижно, глядя на Франсуазу во все глаза. Потом опять переводит взгляд на большую темно-синюю машину и снова кашляет.
– Дать водички? – заботливо спрашивает Кевин, протягивая ему бутылку колы. В глазах у него дрожат смешинки.
– Mon Dieu! – выдавливает из себя Венсан. – Это же четыреста седьмой «пежо»! Вы с ума сошли.
– Ну, вообще-то не столько мы, сколько папа с мамой, – сознается Франсуаза. – А мы примазались в последний момент. Это была папина идея. Он сказал, в скором времени ты начнешь зарабатывать столько, что самому тошно станет, но пока мы еще можем хоть чем-то тебя удивить...
Объятия и поцелуи длятся целую вечность. Потом наступает время тщательного и сладострастного осмотра, вернее, обнюхивания, облизывания и оглаживания новой игрушки. И вот наконец приятно возбужденный и малость обалдевший от счастья Венсан сажает всю компанию в автомобиль и везет кататься по городу. День просто сказочный – солнечный, но не жаркий. Шествующие по тротуарам яркие, точно птички колибри, одетые с продуманной небрежностью француженки кажутся Лизе образцом стиля. Фасады старых зданий вдоль берегов Сены поражают глубоким золотистым цветом, в тени приобретающим оттенки жженого сахара. И хотя вода, как обычно, мутная, до предела насыщенная илом и песком, играющие на поверхности солнечные блики делают панораму поистине бесподобной.
– Ты еще увидишь все это, Лиз, – говорит Венсан, заметив, как жадно она приникла к окну. – Теперь вам с Джеммой здесь жить, ты забыла?
– Кто это – Джемма? – интересуется с заднего сиденья Франсуаза.
– Образцовая няня всех наших будущих детей, – отвечает он с великолепной невозмутимостью. – Девушка с устойчивой психикой и здоровыми инстинктами, выросшая на Сицилии и имеющая представление о том, что значит по-настоящему большая семья.
