– Для нас обоих.
– Для нас?.. Черт бы тебя побрал, Венсан! Ты просто изверг!
– Элизабет! – одернул он строго. – Не отвлекайся. Продолжай.
– А надо?
Во избежание новых демонстраций протеста он взял свою удавку (или плеть без рукоятки, или чем там она являлась на самом деле), сложил и бросил на Лизину обнаженную спину. Этакое неназойливое напоминание. Чувствуя ее тяжесть, было уже трудновато делать вид, что отвечаешь на все вопросы исключительно из любви к истине, однако выбирать не приходилось.
– Позже, когда он стал твоим мужем, вы когда-нибудь возвращались к этому эпизоду?
– Один раз. Он нажрался как свинья и полез ко мне под юбку. Я дала ему по мозгам. Тогда он начал припоминать все свои обиды, а под конец вдруг заявил, что вот в такие минуты ничуть не жалеет о том, что вставил мне на той вечеринке, и если бы можно было все вернуть назад, он сделал бы это снова...
От этой нескончаемой говорильни у нее уже саднило в горле. Кроме того, от долгого пребывания в неудобном положении начали затекать мышцы рук и ног. А также спины и живота. А если вдуматься, то еще и шеи. Стянутые веревками запястья тихо пульсировали от боли. Венсан же всего этого как будто и не замечал. Сказать ему? Но он же знает, стервец. Он отлично это знает! А раз так, то нечего тешить его смехотворными жалобами. Лежать спокойно, смотреть на его ноги, обутые в черные кроссовки, и не думать ни о чем. Позволить потоку сознания уносить себя... кружить себя... переворачивать так и эдак, изредка ударяя о рифы и айсберги. Не слушать своих собственных сигналов SOS. Просто дрейфовать. Как щепка. Как шлюпка с затонувшего корабля.
Наконец она почувствовала себя выжатой досуха. Не осталось больше ни сил, ни слов, ни дыхания. Нечто подобное, наверное, испытывает морская раковина, выброшенная волной на берег, под палящее солнце. Раковина без моллюска. Пустота снаружи, пустота внутри... приоткрытые створки заносит белой пылью... Вместе с ощущением пустоты пришла горечь. Но не горечь поражения, а горечь от сознания того, что даже поражение уже не кажется таким важным.
– Ну вот и все, – произнесла она безжизненным голосом. Не произнесла, проскрипела. – Теперь бей меня, если хочешь. Хотя вообще-то я заслуживаю гораздо худшего... Но все случилось так, как случилось. Из-за меня Макс лежит сейчас на дне морском, а я здесь, привязанная к кровати. Ну валяй, накажи скверную девчонку, чтобы избавить ее от чувства вины. Ты ведь, кажется, знаком с теорией психоанализа.
Неторопливым движением Венсан потянул свою опасную игрушку за один из увенчанных металлическим конусом концов, и она плавно соскользнула с Лизиной спины, перекочевав обратно на колено своего владельца.
– Вообще-то я не собирался этого делать.
Лиза приподняла голову.
– Нет? – На лице ее отразилось замешательство. – Зачем же тогда все это?
Она шевельнула пальцами рук. Пальцы слегка онемели.
– Чтобы развязать тебе язык, – невозмутимо пояснил Венсан. – Ритуал очищения, compris ?
— Ну так заверши этот ритуал!
– Нет. – Он покачал головой. – Я пообещал себе, что не сделаю этого, даже если мне очень захочется...
– Значит, ты просто запугивал меня? – Она начинала понимать, и понимание постепенно наполняло ее свежей кровью пополам с ядом. – Ах ты, дрянь!
– ...даже если ты будешь провоцировать меня...
– Дерьмо! Пустозвон!
– ...даже если будешь упрашивать...
– Ненавижу тебя! – хрипела Лиза, выгибаясь на постели. – Ненавижу!
Черная злоба исказила ее черты, сделав лицо некрасивым, даже жутким, точно лик горгоны. Оказывается, бояться не стоило. Он поступил с ней как с малым ребенком. Припугнул, пригрозил расправой. И она повелась!
То, что при всем своем коварстве Венсан выглядел таким немыслимо привлекательным – черная майка, подчеркивающая рельеф мускулов, угрожающий блеск глаз, – только добавляло масла в огонь.
– Ты хотел, чтобы я вышла за тебя замуж? О’кей, я согласна. Но только учти: тебе придется жить с женщиной, которая тебя презирает. О, в этом деле мне нет равных! Сровнять с землей, извести медленным ядом...
– Стоп! – крикнул Венсан. И хлопнул ладонью по краю кровати. – Помолчи-ка минутку. Позволь задать тебе вопрос.
– Как, опять?
– Ты понимаешь, на что напрашиваешься?
– Еще бы!
– Тогда объясни, бога ради, зачем ты это делаешь?
«Зачем? Проще объяснить почему. Потому что чувствую себя дурой. Обманутой дурой. Бояться не стоило. Но как сказать об этом вслух?..»
– Мой страх... – начала она, от отчаяния забывая английские слова.
Черт, как же это сказать?
– Ну-ну, – подбодрил Венсан.
– Мой страх был настоящим, непритворным. И значит, угроза тоже должна быть настоящей. Иначе получится, что ты просто жалкий шут, фигляр. Распускаешь хвост и делаешь страшные глаза, а сам в это время думаешь только о том, как бы побыстрее закончить спектакль, смыть грим, повесить костюм на крючок и посидеть с банкой пива перед телевизором. Ты ведешь себя так со всеми или только со мной?
– Ты несешь ахинею, ну да ладно... Еще вопрос. Ты сказала «мой страх был». Он что, куда-то делся?
– Представь себе!
– Почему же ты продолжаешь считать себя униженной?
– Униженной? Да ничего подобного! Поступив так со мной, ты унизил себя, а не меня. В сущности, ты дал мне понять, что ты всего-навсего понтовщик. Жить с тобой... – Лиза издевательски засмеялась. – Да, это будет весело!
– Твоя взяла, – тихо сказал Венсан.
Его лицо, только что такое бледное, окаменевшее от гнева, вдруг стало очень спокойным, даже самодовольным. Как будто он долго искал выход из положения и в последний момент нашел.
– Но сначала взгляни на это.
Точно загипнотизированная, Лиза следила за движениями его рук. За тем, как не спеша, явно рисуясь, он складывает вдвое свое орудие устрашения, вытягивает перед собой полусогнутую левую руку... медлит, наблюдая за постепенно изменяющимся лицом женщины на кровати, предвкушая ее протест, замешательство, испуг... а потом очень резко, со всей имеющейся силой наносит себе удар по предплечью.
Лиза вздрогнула, покрывшись мурашками с головы до ног. Ее бросило в пот и сразу же после этого – в дрожь. Боже правый! Не хватало еще наделать под себя с перепугу. Но этот звук, это плотоядное «вззз!», за которым следует влажное вхлипывание рассеченной плоти... Неужели этот псих вспорол себе руку до крови? Так оно и есть.
Пересекающий предплечье жуткий багровый рубец продолжал набухать и наливаться кровью, с каждой минутой становясь все более жутким и более багровым. Несколько темных капелек крови упали на ковер. Как же он должен гореть! У Лизы вырвался сдавленный стон. Ей уже ни к чему было задавать себе вопрос, представляет она, что ее ждет, или не представляет, поскольку оно в буквальном смысле слова находилось у нее перед носом. Венсан присел на корточки и поднес свою кровоточащую руку прямо к ее лицу.
