– Ты думала, что если вы узаконите то изнасилование десятилетней давности, оно перестанет быть изнасилованием, – так же тихо закончил Венсан. – Но оно не перестало.
– Нет. Не перестало.
– Et puis?..
[35]
– Поняв, что мне не удастся научить себя смотреть на него как на друга сердечного, я начала смотреть на него как на врага. Я объявила ему войну, и он, как мне кажется, с радостью принял вызов. Бедняга, он не учел одного: женского коварства. Дождаться подходящего момента, грамотно рассчитать силу удара – этим умением я овладела в совершенстве. За четыре года нашей совместной жизни он потерял кучу денег, а взамен приобрел только язву желудка, перессорился со всеми своими родственниками... всего не перечислишь. Да и надо ли? Все это в прошлом, мои дорогие. По крайней мере для меня.
– Ты разорила его?
– Ну, не совсем... и не сразу... – Она почувствовала на себе пристальный взгляд Венсана и ответила ему тем же. – Что, не надо было?
– Вопрос неуместен. Насколько я понимаю, для тебя это было point d’honneur
[36]
. Что касается его... ему, по всей видимости, оставалось только восседать, точно Иов, на руинах своей безнадежно загубленной жизни, проклиная тот день, когда на глаза ему попалась эта очаровательная блондинка.
– Ты осуждаешь меня?
– Боже упаси!
Он отвернулся, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. Лиза обратила внимание на нарочитую медлительность его движений. Медлительность, свойственную человеку, изо всех сил сдерживающему свой гнев.
– Ты изменяла ему? – спросила Джемма.
– Постоянно. С его друзьями, сослуживцами, родственниками, случайными знакомыми... со всеми подряд.
– Он знал?
– Разумеется. Я и не пыталась что-либо скрывать. С какой стати? – Лиза тоже, неизвестно зачем, потянулась за сигаретами. Курить она не любила и делала это крайне редко, просто чтобы занять руки. – Считаете, я была не права? – Никто не отозвался. – Я была честна, только и всего. В конце концов, никто не заставлял его жениться, правда?
– Он не пытался поднять на тебя руку? – поинтересовалась Джемма.
– О нет. Учитывая имеющуюся судимость, это было бы крайне опрометчиво с его стороны.
– Mon Dieu
[37]
, каким же он был идиотом! – пробормотал Венсан. – Ему следовало бежать от тебя, бежать сломя голову.
Джемма мрачно взглянула на него исподлобья и вновь повернулась к Лизе:
– Зачем же все-таки ты вышла за него замуж?
– Он этого хотел, он это получил. – Лиза брезгливо передернула плечами. – Знала бы ты, сколько времени и сил он потратил на ухаживания. Он в полном смысле слова преследовал меня, проходу мне не давал. Названивал по телефону, засорял мой почтовый ящик всякими бездарными любовными посланиями, поджидал после работы... Это был какой-то кошмар!
– Как ты его называла?
– Никак. Я не называла его по имени. Я не готовила обедов и ужинов, просто покупала полуфабрикаты. Я не убиралась в квартире, он сам вытирал пыль и пылесосил по выходным. А его родители... – Лиза перевела дыхание. – Представляете, они даже не поняли, что я и есть та девчонка из зала суда, которую они во всеуслышание называли проституткой и которой названивали с дурацкими угрозами, требуя, чтобы она отозвала свой иск... Он ничего им не сказал. Я сама сказала – после развода. То-то была потеха. Маменьку чуть не хватил удар. Черт, и они еще обижались на то, что я не бываю у них в гостях! Новый год, юбилей, годовщина и прочее, прочее... Как я могла сесть с ними за праздничный стол?
– Но вы бывали где-то вместе? – продолжал расспрашивать Венсан. – В театре, в ресторане... Ты сопровождала его на каких-то светских мероприятиях?
– Никогда.
Венсан скорбно покачал головой:
– Ты превратила его жизнь в ад.
– Я старалась, – скромно подтвердила Лиза.
– Он получил по заслугам! – выкрикнула Джемма, гневно сверкнув глазами.
– Bien entendu...
[38]
– Он должен был усвоить одну простую вещь, – попыталась объяснить Лиза. – Если женщина говорит «нет» – это значит «нет».
– Но вы и правда часто говорите «нет», когда хотите совсем другого.
– А вы должны чувствовать разницу! – отрезала Джемма.
– Ну вот, – печально улыбнулся Венсан, – опять это вечное «а вы», «а мы»...
Он встал, ополоснул кофейник, снял с полки жестянку с кофе. Потряс ею над головой, вопросительно глядя на обеих подруг.
– Кроме меня, есть желающие?
Они машинально кивнули.
– Он женился на мне, чтобы отомстить за то, что я отдала его под суд, за свою испорченную биографию, – после недол–гого молчания добавила Лиза. – А вышло наоборот.
Вскочив со своего места, Джемма порывисто обняла ее за плечи.
– Не думай об этом, милая. Все позади.
– Я знаю.
– Пока мы вместе, с тобой ничего не случится.
– Знаю, знаю... – Лиза улыбнулась сквозь слезы и, в свою очередь, тесно прижалась к ней, ощутив под платьем дрожь ее горячего тела. – Не волнуйся за меня.
– Так, значит, ты всерьез полагала, что вся эта интрига длиной в жизнь закончится после развода и раздела имущества, – подал голос Венсан. – Между тем у твоего мужа было собственное мнение на этот счет. Даже напоследок вы не сумели договориться. И вот теперь этот тип едет сюда безо всякой надежды на примирение, без особой цели и без особого смысла, а просто потому, что последнее слово должно остаться за ним.
– Похоже на то.
– C’est fou
[39]
.
Он снял кофейник с плиты и переставил на стол. Приподнял крышку, подул на ароматную коричневую пену, вдохнул с наслаждением кофейный аромат и, удовлетворенно кивнув, уселся на прежнее место.
– Ну вот... две минуты ждем, затем приступаем. А есть ли у нас, скажем, шоколад? Джемма, я помню, ты заходила в кондитерский магазин в Керкире. Что ты там делала? Покупала сладкие булочки? И где же они?.. Хм... Знаешь, по-моему, это неразумно. Я слышал о том, что сладости повышают тонус и все такое, но когда любимые джинсы удается застегнуть только в положении лежа... Нет-нет, не возражай. Потому что я же тебе их и застегивал. Я был не пьян. Нет. Ну ладно, что с тобой делать, давай сюда свои сухарики...
Лиза сидела неподвижно, сложив руки на коленях, прислушиваясь к тяжелому стуку своего сердца. «Ну и что? Вот ты выложила все как есть. А смысл? Все равно никто никогда не узнает, чего тебе стоил тот или иной поступок, то или иное решение... Никто и никогда».
