— А я так не думаю.
— Что? — Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. — Вы что-то сказали, Светлов?
— Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.
— Да что вы такое говорите, молодой человек? — возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. — Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.
Яков Абрамович доверительно наклонился к уху Алексея и сказал негромко:
— Вы знаете, Светлов… я сам, безусловно, в современной конъюнктуре… в этой… Одним словом, мой племянник говорил, что в нашем городе синтезирован препарат, колоссально расширяющий возможности мозга. Все это сделано на деньги мафии, и теперь налаживается сеть сбыта продукции.
— Почему все об этом знают, кроме милиции? — пробормотал Светлов.
— Вы наивный человек, Алексей. Этим делом занимаются очень серьезные люди. Если все это, разумеется, не вымысел. Ну так вот… к чему я это сказал? Это может вызвать революцию в науке. И образовательной системе…
— Да и так уже все, кто способен платить, сессию сдают на перцептине! — резко проговорил Светлов. Лицо его, и без того смертельно бледное, стало мучнисто-серым. — Вы к этому вели, профессор?
Губы его конвульсивно дернулись, на висках набрякли сизые жилки, а лоб покрылся крупными каплями пота.
— Вы все мне смертельно надоели, — громким голосом совершенно без интонации выговорил он, — тупые ублюдки, неспособные остаться людьми без проклятой наркоты! Ка-аззлы!
Смирнитский оцепенел, его черненькие глазки превратились в оловянные плошки, он буквально впился взглядом в перекошенное лицо Светлова.
— Они меня ждут там, у порога корпуса. Черный крестик прицела перечеркнет мою шею, и все начнется сначала. Но только без меня.
— Вы больны, Светлов?!
Голос Смирнитского разнесся на всю аудиторию, и даже мирно дремавший в углу Кузнецов пошевелился и оторвал тяжелую голову от парты, а в дверь заглянула уже сдавшая зачет Лена Бессонова, дожидавшаяся Костю.
— Вы положительно больны, — уже спокойнее повторил Яков Абрамович, — успокойтесь, не распускайте себя.
Светлов чудовищным усилием улыбнулся.
— Вы думаете, что человек, придумавший… этот препарат, гений?
— Без сомнения. Ради бога, Светлов, прекратите истерику.
— Поставьте мне зачет, профессор, — неожиданно спокойно выговорил тот, — посмотрите сюда и поставьте зачет.
Профессор глянул в протянутый ему лист бумаги и начал читать. Недоверчивое удивление, плавно перетекшее в искренний интерес. Изумление, переходящее в неподдельный, всесокрушающий шок и потрясение.
— Светлов, голубчик, откуда это у вас?
— Это теорема Ферма, Яков Абрамыч. Я доказал ее… час назад.
Смирнитский не верил своим глазам. Самая знаменитая, самая недоказуемая теорема математической науки, над которой бились лучшие умы трех последних столетий… И вдруг — какой-то мальчишка, студент-недоучка!
— Я поставлю зачет… — пробормотал он.
— Вот и чудно, — Светлов поднялся во весь рост и, не глядя на Якова Абрамовича, подошел к окну: — Нет, это не я, Яков Абрамыч. Это перцептин. О котором вы так интересно рассказывали. А вы видели Сергеева сегодня? Он, вероятно, блестяще сдал зачет. Так вот… у него на голове седые волосы.
Под страшным ударом хрустнула рама, и посыпались стекла, раня голые до локтя руки Светлова… Одним ловким движением он вскочил на подоконник и помахал окровавленной рукой враз проснувшемуся Кузнецову, изумленному Смирнитскому, вбежавшей в аудиторию Бессоновой…
— Всю жизнь я делал только неверные шаги. Я переступил через себя, я оказался за чертой. Правда, я похож на героя Шекспира? А вот сейчас я сделаю первый — по-настоящему правильный шаг…
Подоконник легко вывернулся у него из-под ног, судорожно раскрылось небо, веером распустилась земля — когда он сделал шаг с четвертого этажа и, перевернувшись в воздухе, упал на мокрый от недавнего дождя асфальт.
* * *
Через четверть часа высокий плотный мужчина в черном полупальто сел в темно-серый «БМВ» и набрал номер сотовика.
— Все в порядке, — сказал он, — нам даже не пришлось вмешиваться.
— То есть? — прозвучал в трубке резкий неприятный голос.
— Он сам…
— Превосходно, — отчеканила трубка. — Тогда уезжайте.
* * *
— Превосходно, — повторил Лейсман кому-то по телефону и, рассоединившись, положил трубку на стол. Неприятно ухмыльнувшись, он посмотрел на меня.
— Шампанского?
— Кофе, если можно, — ответила я. Еще не хватало пить шампанское с этим мерзким Аркадием Иосифовичем!
При непосредственном общении он оказался куда любезнее, нежели по телефону. Но в его преувеличенной тактичности сквозило что-то неестественное и неприятное. Лучше бы продолжал грубить!
— Значит, вы хотите знать, когда и зачем я организовал команду, призванную участвовать в играх «Брейн-ринга»?
— Я уже говорила.
— Команде четыре месяца. Она дважды участвовала в играх и с первой попытки произвела фурор, выиграла чемпионство. Зачем? Милая девочка, это такая реклама фирмы.
«И неплохая скрытая реклама препарата», — продолжила я про себя.
— Что же касается смерти Вишневского, я уже сказал свое мнение. Трагическая случайность, бедняга хотел быть умнее, чем его создал бог, и поплатился.
Лейсман цинично улыбнулся и посмотрел прямо в глаза мне — пронзительным, немигающим взглядом.
— Вам не знакома фамилия Светлов? — спросила я, ничуть не смутившись.
По лицу финансового директора «Атланта-Росс» пробежала гримаса удивления, но он молниеносно совладал с собой и принял прежний снисходительно-равнодушный вид.
— Знакома. Вообще-то он работает у нас в компьютерном отделе. А еще мой дядя преподает у него на химическом факультете университета. Я даже видел его у себя дома.
— Ваш дядя?
— Ну да. Яков Абрамович Смирнитский, если вам так интересно.
— Вы хотели взять его в команду?
— Нет, он на это не тянет.
Подобная пикировка, совершенно беспредметная и бесполезная, могла продолжаться еще долго, и я решила откланяться.
Лейсман глядел мне вслед с презрительной улыбкой и холодно щурил маленькие темно-серые водянистые глазки.
* * *
Я вернулась домой вконец запутавшаяся и расстроенная. Что-то не то! Может быть, Вишневский был в самом деле не в своем уме от передозировки. Может, и Светлов несет беспочвенную околесицу и никакого перцептина не существует? Может, и Анкутдинов что-то путает? По крайней мере, никакого криминала и никакой зацепки. Надо поговорить с участниками команды.
