— Тем более будет кому за пивом ходить, чтобы не нарушать твоих запретов, — очаровательно улыбаясь, пролепетал Казаков.
Этот последний повод добил меня, и я решительно нажала на педаль газа.
…Хоенц очнулся уже в центре города и, жалобно простонав, потребовал водки. Пришлось тормознуть около забегаловки, где, к моему вящему неудовольствию, троица застряла надолго. Вышли они оттуда лишь через полчаса, пьяные в стельку, и громко пели на всю улицу:
— «Виэтер с моря дулл… виэтер с моря дул… ныагонялл биэду… и ска-а-азал ты мне… и сказал ты мыне… больше ниэ пррриду-у… больше ниэ приду-у-у…»
Почему же я позволяю этим идиотам вытворять такое?
Они посыпались в машину, как мешки с навозом, и заснули прямо в салоне. В квартиру я едва ли не затаскивала их на себе…
Наверно, мне все-таки нравились эти пьяные выходки, потому что будь иначе, я бы выгнала их ко всем чертям, грози им смерть хоть стократно.
* * *
Проснулась я часов в двенадцать и тут же позвонила на ту квартиру. На двадцатом звонке, как условились, трубку сняла Бессонова.
— А, привет, Тань, — сказала она, — эти идиоты еще спят.
— Значит, ведут себя хорошо, — улыбнулась я.
— Зато часов до трех ночи они тут такое вытворяли…
— Что, приставали?
— Если бы! Я такой клоунады во всю жизнь не видела! Они вырядились в твою одежду и стали косить под педерастов. Кузнецов надел чулки, юбку короткую и лифчик, сверху шляпку соломенную прицепил и втиснулся в какие-то туфли твои разношенные. Казаков нашел вещи твоей бабушки и нарядился деревенской старухой, платочком повязался и скакал с какой-то авоськой. А этого… Хоенца ихнего они час причесывали… бороду ему сбрили, губы накрасили и все такое… бачки насеребрили тушью. Говорили, что он похож на элитного французского пидора. Они на него плащ твой надели, водолазку и берет. И танцевали под «Голубую луну».
— Н-да, — процедила я, — чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
— Лучше бы плакало…
— Ладно. В общем, так: пусть сидят весь день дома. Запри дверь на нижний замок, ключ найдешь в прихожей… — Я объяснила, где Лена может найти ключ. — И чтоб эти идиоты сегодня сидели дома! Ключи, естественно, спрячь.
— А если этот, третий, захочет домой?
— Пусть позвонит и скажет, что задержится. Ничего с ним не случится. Если что, я позвоню. Трубку берешь только после двадцатого звонка, как сейчас взяла. Все ясно?
— Да.
— Ну молодец, Ленка. С тобой все проще, а с этими оболтусами просто света белого не взвидишь. Интеллектуалы тоже мне…
* * *
Часов до четырех я приводила себя в порядок, подбирала платье, духи, макияж. Сегодня может многое решиться. Анкутдинов слишком умен, чтобы приглашать меня просто так.
Без десяти пять я вышла из дома и через несколько минут уже была у ресторана «Лира».
Анкутдинов сдержал свое слово: меня пропустили беспрепятственно, стоило назвать свое имя. Судя по количеству шикарных авто, банкет намечался роскошный.
«Интересно, по какому поводу Тимур закатывает Лукуллов пир? — подумала я. — Явно не просто так…»
Первым из знакомых, кого я встретила, войдя в огромный зал ресторана, был Лейсман. Сверкающий белозубой улыбкой, в смокинге, при бабочке, он казался молодым, счастливым и беззаботным. Увидев меня, он галантно кивнул и дружелюбно улыбнулся.
— Прекрасно выглядите, дорогая, — произнес он комплимент. — Уверен, что Тимур Ильич будет счастлив увидеть вас на этой вечеринке.
Хороша вечеринка, подумала я, наверно, денег на нее угрохали столько, что хватило бы на месячную пенсию всем старикам города.
В этот момент в распахнутых настежь дверях зала показалась огромная фигура Анкутдинова в дорогом черном костюме, с аккуратно зачесанными назад черными блестящими волосами и в очках в новой золотой оправе. Рядом с ним семенил на коротких ножках какой-то плешивый толстячок в сером пиджачке, словно с чужого плеча, и широких мешковатых брюках. Анкутдинов, любезно улыбаясь, о чем-то негромко говорил толстяку, окидывая зал пристальным взглядом прищуренных красивых глаз. За спиной главы «Атланта-Росс» маячила здоровенная фигура Новаченко с сотовым телефоном в левой руке и длинноногой дивой в шикарном вечернем платье, держащей его под руку с правой стороны. Присмотревшись, я узнала в красавице ту самую секретаршу Светочку, к которой приставал в анкутдиновском офисе Новаченко.
Увидев меня, Анкутдинов чуть развернул толстячка и вскоре приблизился на расстояние вытянутой руки. Оставалось только протянуть эту руку, что я и сделала, и Анкутдинов галантно поцеловал ее.
— Превосходно, что ты пришла, — произнес он, — я рад, что ты приняла мое приглашение. Выглядишь потрясающе. Мистер Блэкмор, это мисс Татьяна Иванова, — сказал он по-английски плешивому толстяку, — моя давняя хорошая знакомая. Таня, это мистер Дональд Блэкмор, американский бизнесмен. Он приехал в наш город заключить крупный взаимовыгодный контракт с моей фирмой.
Американец ухмыльнулся во всю свою широкую рожу, демонстрируя два ряда великолепных зубов а la Holliwood, и залопотал на своем родимом наречии великого британского языка. Несмотря на невнятное произношение мистера Блэкмора и мое довольно среднее знание английского, я смогла уяснить, что американскому бизнесмену, «приятно видеть такую красивую русскую женщину». Как будто он видел только некрасивых!
— Thank you, sir, — сказала я. — Would you be so kind to tell me about your expression of Russiаn? Of course, you’re in our country only at first time?
Кажется, получилось не очень скверно, Анкутдинов одобрительно улыбнулся, а Блэкмор так и засиял, рассыпая беспорядочные американские словечки.
— Так вот зачем ты закатил такой банкет? — сказала я Тимуру. — Ради этого общипанного америкашки с физией чикагского гангстера начала века?
— Все в точку, — ответил Анкутдинов, похлопывая Блэкмора по плечу, — особенно насчет америкашки.
— Амьерикащька-а… — вдруг выговорил тот с уморительным акцентом, и мы с Тимуром, посмотрев друг на друга, так и закатились хохотом.
— Да, — наконец сказал Анкутдинов, — ладно, Танечка, веселись, ешь, пей… Пока что я занят, но ты же понимаешь, что у меня к тебе есть разговор, и мы этим займемся после торжества в честь этого, как ты выразилась, общипанного америкашки. А чтобы ты не скучала, я приставлю к тебе кавалера.
— Он роскошный мужчина? — манерно спросила я, улыбаясь с жеманностью героинь пошлых французских романов про любовь.
— Ну, еще бы… Почти как я.
— Ты, как обычно, скромностью сияешь и блещешь, — сказала я. — А если он мне наскучит?
— Он? Ни за что.
— А его можно побить, если напьется и будет приставать? — нежно промурлыкала я.
