Смыслов, выпучив глаза, опустился в кресло.
Никитин наклонился над столом.
— Думаешь, блефую?.. «Масик, а что наш масик такой дряблый? Женушка масика расшевелить не может? Масик как хочет?» Масик!.. — Александр смачно сплюнул в начальственную урну и отступил на шаг. В его глазах снова светились покорность и уважение перед старшими. — Так подпишете бумагу или нет, товарищ генерал-майор? Или мне попозже зайти, когда вы освободитесь?
Глава 16
Шостак не мог уехать из города, не изменив биографии. Саша был в этом просто уверен. Он понял, что загробных дел мастер и по совместительству психиатр Витольд Романович исчез окончательно и бесповоротно, а потом сообразил, что совершил одну маленькую ошибку. Сначала он корил себя за нее, а впоследствии ругал. Пробить все паспортные столы, конечно, можно. Но это было бы глупо по двум причинам. Во-первых, Шостак не такой уж дурак, чтобы светиться в органах, пусть даже и при своем человеке. Этого человека при необходимости так прижмут, что ему будет наплевать — свой Шостак или нет. А во-вторых, и это главное, — на такие дела уйдет квартал. Трех месяцев, не говоря уже о полугодии, у Никитина не было.
Он каким-то подкожным чутьем понял, что нужно прошерстить вероятные пути отхода врача, и отправился с Саморуковым в морг ЦПЛ. Расчет был прост до глупости.
Сколько больных умерло в лечебнице за последние три года? — Тридцать восемь.
Сколько из них мужчин? — Семнадцать.
Какое количество из них имели возраст от пятидесяти до шестидесяти лет? — Девять.
Сколько из них славянской национальности и носящих славянские фамилии? — Семь.
Холостые есть? — Двое.
Все это, конечно, было только предположение. Но если на нем настаивать, а ничего другого и не оставалось, то Никитин был прав. Главврач не мог знать заранее, когда именно ему придется исчезать с планеты Земля как Шостаку. Это могло быть завтра или же через год. Поэтому вряд ли он будет подбирать себе паспорт на свой год рождения. Плюс-минус три года. Естественно, доктор будет искать славянина, само собой, холостого. Не хватало еще встречи с вдовой!
Все паспорта, естественно, проходят через главврача. Потерялся документ умершего человека, такое бывает. Родственники спросят — сослаться можно на кого угодно. В конце концов, не такой уж большой проблемой стало бы для Шостака подобрать паспорт человека, у которого нет ни дома, ни родственников!
Итак, после первой же проверки произошло предсказуемое.
21 июня 2013 года в 20.00 от центрального железнодорожного вокзала оторвался последний вагон пассажирского поезда сообщением Слянск — Заболоцк. Во втором купе четвертого вагона находился гражданин Заградский.
Ежов Вратислав Петрович был одним из тех двоих, с чьими данными Стариков отправился на железнодорожный вокзал, а Саморуков — в аэропорт.
Повезло Старикову.
Хотя, может, и нет. Шутка судьбы. Это тот случай, когда такой вот юмор не бывает обидным.
В Заболоцке Булгаков вышел на крыльцо райотдела и размял затекшие плечи. Прикуривая, он исподлобья посмотрел по сторонам. Нужно было начинать поиск фантома Заградского, а с чего — он пока не знал. Решение появилось из-за кустов, не успел Андрей выкурить и половину сигареты. Раздвигая ветви молодой яблони, на дорогу выходил старый знакомый.
— Кислый, ко мне!
Боря Кислов, увидев Булгакова, изменился в лице. Подойдя к оперу, он принял жалкий вид.
— Амнистию хочешь?
Кислов насторожился.
Кислов насторожился. Ничего хорошего ждать от этого опера не приходилось.
— А чего сделать надо?
— Сообразительный. Короче, в городе находится некто… — Булгаков достал из кармана блокнот. — Заградский Вратислав Петрович. Нужно его разыскать и сообщить о месте нахождения.
— Некзатоградский?
— Идиот. За-град-ский! Вра-тис-лав! Пет-ро-вич! Повтори.
— Владислав Петрович. Чего тут повторять?
Булгаков вздохнул и полез за ручкой.
— Ты, Кислый, как Буба из Одессы. Пишу тебе на бумажке. Если в течение суток найдешь — амнистия.
— Начисто?
— Гадом буду, — пообещал Булгаков. — И не лезь там на рожон, а то башку оторвут.
Через секунду Кислов уже косолапил по маршруту, известному одному лишь ему.
За день Булгаков выпотрошил все нелегальные конторы по сдаче жилья в аренду и принялся за гостиницы. Их в городе было три. Две построили японцы за опилки, а третью возводили местные градостроители. От этого она только проиграла. Как по внешнему виду, так и по состоянию водопровода, интерьера и уровню обслуживания. Гостиницы, которые построили самураи, назывались, соответственно, «Осака» и «Кюсю». О том, как окрестить родной, отечественный приют для гостей города, заболоцкие умельцы долго не думали: «Фудзияма». Однако трехэтажной гостинице до той великой вершины было далеко. Она тянула либо на «Фудзи», либо на «Яму». Второе подходило больше. В «Фудзияму» как в сточную канаву сливались китайцы со своими тряпками, таджики с героином и, наконец, торговцы фруктами из Средней Азии. Мини-СССР.
За сто долларов здесь можно было приобрести подержанный «ТТ» со спиленным номером, за пятьдесят — поставить липовую визу в паспорт, а за три — поймать триппер. Во дворе гостиницы проходили совещания братков, а в подвале круглосуточно шла игра. Здесь переходили из рук в руки машины, дачи и зоны влияния. Одним словом, гостиница «Фудзияма» была самым настоящим притоном от первой ступеньки первого этажа до конька крыши.
Именно сюда направился в первую очередь Андрей Булгаков.
Его занимал сейчас не поиск какого-то лица по его конкретному делу, а обещание, данное Никитину из далекого Слянска. Кто знает, может, и ему придется с поклоном идти к этому майору.
«Ежов, Ежов… Нет, не помню. Фамилия звучная, как слив в унитазе. Если бы раньше слышал, то сейчас обязательно вспомнил бы», — думалось Андрею, когда он открывал тяжелую входную дверь.
В углу фойе — пальма. Слава богу, ее поливать нужно лишь раз в месяц. За ней штук десять седушек и массивная кабина, напоминающая ДОТ. В ней сидела администраторша и лениво спорила с приезжим из ближнего зарубежья. Увидев Булгакова, она отмахнулась от азиата, как от назойливой мухи, и ринулась открывать дверь ДОТа.
— Андрюшенька! — пропела восьмидесятикилограммовая тетка. — Что-то позабыл совсем ты нас!
— Анна Степановна, здравствуйте. Ласково вы заговорили. Значит, вся в косячках. Сколько проституточек сегодня по номерам распустили?
— Честно сказать?
— Можете сказать меньше на пять штук.
— Две. Честно.
— Малолеточки-цветочки?
