— Вы же не можете арестовать меня за то, что я хочу купить цепи и кандалы для моего сына, чтобы уложить его в кровать?
— Полагаю, это не те мысли, которыми нужно делиться с копами. Думайте, что говорите.
— Мне нечем думать. У меня уже не осталось мозгов. У ребенка третий день жуткая простуда. Неужели нет средств ее вылечить? Я бы все на свете отдала за такое лекарство.
Женщина жестом указала куда-то за дверь. Там на полу, в окружении груды игрушек, сидел мальчонка лет шести. Его нос пылал, как прожектор маяка, глаза больные, слезливые. Тем не менее лицо сохранило проказливое выражение.
— Ему сегодня лучше, и он уже довел меня до ручки.
— Хочу мороженого! — крикнул мальчонка и принялся колотить кулачками по полу. — Хочу мороженого!
— Никакого мороженого, пока не поспишь, — возразила мать.
В ответ раздался душераздирающий вопль.
— Арестуйте меня. Наденьте на меня наручники. — Женщина даже протянула руки. — Только спасите меня. В школу его снова пустят только завтра, и то лишь при условии, что я поклянусь на собственной крови, — а я так и сделаю, — что он больше не заразный. Его отец в командировке. Черт, как же ему повезло!
— Извините, но…
— Хочу мороженого!
Выкрикнув эти слова, мальчонка со злостью швырнул ближайшую к нему игрушку, а в следующий миг мимо матери, едва не задев ее, пролетел игрушечный грузовик. Ева же успела вовремя отскочить в сторону.
— Все, с меня хватит! — воскликнула несчастная мать. — Мое терпение лопнуло. Болен ты или нет, Райли Эндрю Лэндон, но твоя задница сейчас станет такой же красной, как и твой нос.
Хотя, по мнению Евы, такая реакция была вполне оправданной, она тем не менее положила руку на плечо женщины.
— Эй, приятель! — сказала она, обращаясь к ребенку, и слегка отвела в сторону полу пальто, чтобы стал виден висевший у нее на поясе пистолет. — Ты только что нарушил статью номер восемьдесят два семьдесят шесть «Б» уголовного кодекса. И теперь можешь выбрать одно из двух. Или ты ляжешь спать, или сядешь в тюрьму. В тюрьме, как ты понимаешь, никакого мороженого, никаких игрушек и никаких мультиков. Там просто тюрьма.
Мальчишка вытаращил глаза.
— Мама!
— Ничего не могу поделать, мой дорогой. Это полиция. Прошу вас, офицер! — с этими словами, сложив в умоляющем жесте руки, мать повернулась к Еве. Лицо ее светилось едва ли не безумной улыбкой. — Прошу вас, дайте ему шанс исправиться. Он хороший мальчик. Он просто устал и неважно себя чувствует.
— Закон есть закон, — холодно изрекла Ева и строго посмотрела на мальчонку. — Или в постель, или в тюрьму.
— В постель! — крикнул мальчик и едва ли не подпрыгнул с пола, как будто его преследовала стая злобных демонов. В следующий миг дверь спальни захлопнулась.
— Я сейчас к тебе приду! — крикнула ему вслед мать, затем снова повернулась к Еве. — Если вы снимете ботинки, я расцелую вам ноги. Я сделаю вам педикюр. Я приготовлю вам ужин.
— Лучше честно ответьте на пару наших вопросов, и мы в расчете.
— Нет, я у вас в вечном долгу. А что за вопросы?
— Нас интересует Клинтон Фрай. — Ева указала на противоположную дверь. — Когда вы видели его в последний раз?
— Вчера, примерно в пять часов, если память не изменяет. Я заказала еды, потому что не хотела оставлять сына одного, и Фрай как раз выходил из своей квартиры.
— Он сказал, куда идет?
— Он никогда ничего не говорит. Мы с ним не перебросились даже словом за все пять лет, пока здесь живем. Я бы не сказала, что он стремится поддерживать соседские отношения.
— Какие-то проблемы?
— Никаких. Но я не слишком удивлена, что полиция расспрашивает меня о нем. Как бы вам сказать… Он всегда производил впечатление… В общем, я ни разу не видела, чтобы к нему кто-то приходил, друзья или кто-то еще…
— И со вчерашнего дня он так и не возвращался домой?
— Нет, не возвращался. У него с собой была пара чемоданов, как будто он куда-то собрался.
— Пара чемоданов?
— Да. Будь на его месте кто-то другой, я бы сказала: «О, да я вижу, что вы едете в путешествие?» Но с ним я предпочла промолчать.
— Понятно. Спасибо вам.
— Может, я все-таки что-нибудь для вас сделаю? Испеку пирог? Вообще-то я никогда не пекла никаких пирогов, но я попробую.
— Нет-нет, благодарю за то, что уделили нам время.
— На самом деле мой сын — замечательный ребенок. Но из-за болезни его просто не узнать. Думаю, мы с ним вздремнем вместе, после чего он вновь проснется человеком.
— Желаю вам удачи, — сказала Ева и снова бросила взгляд на квартиру Фрая.
— Думаешь, он сбежал? — спросила Пибоди.
— Думаю, он сообразил, что мы это дело так не оставим. Ребенок-мяч, — сказала она. — Все эти видео. Он явно опасался, что где-то засветилось его лицо и фотороботом дело не кончится. И вот теперь он собрал вещички и куда-то переместился. Но я не думаю, что слишком далеко.
Ева вытащила коммуникатор и отдала распоряжение провести повальную проверку заказов такси, после чего велела Кэллендер проверить все оставшиеся в квартире гаджеты.
— Посмотрим, что у нас есть, — сказала она, вытаскивая из кармана отмычку.
— Кстати, здорово у тебя получилось с этим мальчонкой, — сказала Пибоди. — Он и впрямь поверил, что ты посадишь его в тюрьму.
— А что, кто-то в этом сомневался? — ответила Ева и открыла дверь.
Глава 21
Первое, что поразило Еву, когда она вошла в квартиру, — это пустота. Жилая зона была своей полной противоположностью, совершенно нежилой. Как будто здесь никто не жил уже несколько месяцев.
Огромных размеров диван, огромных размеров плазменный экран телевизора, пара столов, единственный стул посреди огромного пространства — все это производило гнетущее, безжизненное впечатление. Ни картин, ни ярких цветовых пятен — ничего, что вносило бы жизнь и тепло в эту унылую пустоту, говорило бы что-то о здешнем обитателе. Даже ковер на полу и тот был безликого серого цвета.
Неужели он сидел здесь, подумала Ева, огромный мужчина на огромном диване, глядя на огромный плазменный экран? Сидел один, молча, пока перед ним мелькали чужие лица, чужая жизнь?
— Минимализм, доведенный до абсурда, — прокомментировала Пибоди.
Ничего не сказав, Ева направилась в сверкающую хромом кухню. Открыла холодильник, нашла пиво, несколько бутылок минералки и энергетических напитков. В шкафчике обнаружились также энергетические батончики, соевые чипсы, четыре мелкие тарелки, четыре глубокие и четыре кружки.
И вновь огромное полупустое пространство, подумала она, и перешла к окну.
