Спать я легла сразу же после кофе. И уснула быстро.
Утром никто меня не будил. Я вскочила сама будто ужаленная и посмотрела в окно. Прекрасная погода. Солнце светит, птички поют. Как будто нет и не было в мире страстей и горя.
Снова обычная церемония. А потом, решив на всякий случай все же прикинуться старушкой, я поехала к Тимохину.
На так называемой «вахте» меня снова осмотрели. Парень был другой, но почему-то моему виду не удивился. Сдается мне, вчерашний мужик проинформировал сменщика о веселой старушке.
В принципе, он спросил, зачем я пожаловала. И я наврала, что забыла вчера у директора личную вещь. Как было меня не пропустить?
К Тимохину я ворвалась, как буря. И сразу приступила к делу.
— Александр Андреевич, я Татьяна Иванова. Могу снять парик, чтобы вы поверили. Но, думаю, вы и так все поймете.
Тимохин смотрел на меня как на сумасшедшую. Он явно не принимал всерьез мои слова, поэтому мне все же пришлось снять парик. Дальше разоблачаться я, естественно, не стала.
— Где вы храните оружие? — спросила я.
— Так это на самом деле вы? — продолжал удивляться директор «Гаранта». — Ну и спектакль вы устроили! Только к чему ваш маскарад?
— Долго рассказывать, но, поверьте, у меня есть веские причины прятаться. Вопрос сейчас не в том. Где хранится оружие?
— В сейфе.
— А сейф где?
— У меня в кабинете. Но почему это вас так волнует? — Губы Тимохина стали мелко дрожать.
— Вы все прекрасно понимаете. У пистолетов охранников, прошляпивших вазу, были спилены бойки. И напрашивается вопрос: кто это сделал? Оружие хранится у вас, значит, здесь их и спилили. Ключи только в вашем распоряжении?
— Да. — Александр Андреевич теперь еще и покраснел. — Но я понятия не имею, как это произошло. Конечно, когда выдавал оружие, я не проверял его сохранность. Но я никогда этого не делаю!
— Кто, кроме вас, мог открыть сейф? — приставала я с неприятными вопросами.
— Никто.
— Я не верю в то, что бойки спилили вы. Так что подумайте, пожалуйста, хорошенько. Быть может, вы кого-то просили заменить вас и давали тому человеку ключи от сейфа? Или они висят на видном месте? В любом случае, вы понимаете, что само собой ничего не происходит.
— Я понимаю, но я… ничего не понимаю.
— Где вы держите ключи? — решила я подойти с другого бока.
— Сейчас они лежат в кармане моего пиджака. Они всегда там лежат, — добавил Тимохин, оглянувшись на пиджак, висящий на спинке кресла.
— Отлично. Когда вы ходите в туалет, вы пиджак надеваете или оставляете его здесь?
— Я? — Казалось, Тимохин готов был взорваться от негодования и такого прямолинейного вопроса. — Нет. Я не беру с собой пиджак.
— Вот видите.
— Но чужой не может пройти сюда. Его просто не пропустят.
— А с чего вы взяли, что это должен быть обязательно чужой? Своих, как мне кажется, хватает. Что, к примеру, вы думаете о вашей секретарше?
— На что вы намекаете?
— Я ни на что не намекаю. Я просто спрашиваю. И ваше дело отвечать мне честно, стараясь избежать субъективности. Иначе… Мне не хочется вас запугивать, но если вы будете ломаться, то вас пригласят на «приятный» разговор в другое место. Совершены два убийства и кража очень ценного предмета. Это вам не хухры-мухры!
— Мне трудно сказать… — как бы из себя выдавил Тимохин.
— Хорошо, давайте попробуем по-другому. Галина Николаевна может войти в ваш кабинет, когда вас нет? Не правда ли?
— Может.
— А кто еще может?
— Я так думаю, что больше никто. Та же самая Галина Николаевна не пропустит.
— Или пропустит специально, — добавила я. — Значит, мне надо поговорить с вашей Галей.
— Но такого просто не может быть.
— Увидим. Не волнуйтесь, я не собираюсь предъявлять ей обвинение. Очень может быть, что и она в тот момент куда-то выходила. Но в любом случае, когда у вас в фирме посторонние, это известно. Значит, дело рук своих работников.
— Я просто в шоке, — констатировал Александр Андреевич.
— А Галина Николаевна сегодня еще не появлялась?
— Она к десяти придет.
— Еще десять минут. — Я посмотрела на часы. — Позволите мне подождать?
— Вы думаете, я вам откажу?
— На самом деле, я сморозила глупость. Разрешите мне надеть парик, я пока не хочу открывать свое истинное лицо. А своим объясните, что я частный детектив. Чтобы вопросов лишних не возникало.
Я подошла к зеркалу и вновь обрела вид старушки. Тимохин только крякнул. Затем я села и прикурила сигарету. Мы замолчали.
Наконец в дверь постучали, а потом в кабинет заглянула секретарь.
— Зайдите ко мне, Галина Николаевна, — вскочил Тимохин.
— Здравствуйте. — Девушка вошла и огляделась. — Что-нибудь случилось?
— Вы брали мои ключи от сейфа? — полетел впереди паровоза Александр Андреевич.
— Я? Зачем мне они?
— Понимаете, больше некому. Или их взяли вы, или вы впустили сюда чужого человека, — отчеканил Тимохин.
— Да что вы! Зачем?
— У двух пистолетов, лежавших в сейфе, были спилены бойки. И сделать это можно было, только открыв сейф и достав их, — взяла я инициативу в свои руки. — Если вы лично не прикасались к ключам, тогда вам придется вспомнить, кто, кроме вас и Тимохина, мог войти в кабинет. Хотя бы войти!
Видно было, что девушка задумалась. Глаза ее бегали, а руки теребили поясок-»веревку» от легкой юбки.
— Уборщица могла войти, — наконец радостно выпалила она. — Точно. Мария Петровна. Она либо утром, либо вечером приходит убираться. И никто ее не контролирует.
Я посмотрела на Тимохина. Его лицо на миг озарилось, но потом снова стало задумчивым.
— Она сегодня, кажется, еще не была, — сказал Александр Андреевич.
— Она пришла. Я в коридоре ее мельком видела, — сказала Галина Николаевна.
— Позовите ее, пожалуйста. — Тимохин встал и принялся мерить шагами свой кабинет.
— Успокойтесь, Александр Андреевич, — сказала я ему, когда секретарь вышла. — Мы во всем разберемся.
— Оно понятно. Только как я теперь смогу работать с этими людьми? Если они и в самом деле виновны, то представляете, какой я болван, что не смог правильно подобрать персонал! А если они ни при чем, то мне потом в глаза им смотреть стыдно будет. Подозревать человека в таком воровстве — очень большие доводы надо иметь. И просто так все это не пройдет.
— И тем не менее выяснить все надо, — настаивала я. — А потом, если мы не правы, вы извинитесь разочек, и все. Только не надо чувствовать себя виноватым. Директору это не к лицу.
