Добросовестно перетерпев медицинские экзекуции, а также произведя необходимые наблюдения и неплохо перекусив, я отключился. В самом прямом смысле. Нет, сознания я не терял, в кому не впадал, с клинической смертью на свиданку не бегал. Я просто уснул крепким богатырским сном, ибо последние сутки одарили целым букетом ярчайших событий. Таким букетом, каких не видел со времен службы во «Фрегате».
Проспал я часов пятнадцать. Спал настолько крепко, что лишь однажды услышал шаги вошедшей в палату медсестры. Лишь раз ощутил прикосновение ко лбу ее прохладной ладони. Хотя был уверен: за ночь она навешала меня неоднократно.
Проснувшись утром следующего дня, обнаруживаю сидящего на единственном стуле типа в штатском.
«Вот, привязался, гаденыш! – возмущаюсь про себя. – Человек такое пережил, а он…»
Сообщив персоналу нажатием клавиши на панели о моем пробуждении, он нависает над изголовьем кровати и опять пристает с дежурными вопросами. Как меня зовут? С какого я корабля? Из какого штата завербовался на военную службу?..
Упорно молчу, глядя в одну точку. А от дальнейших расспросов спасает появление сотрудников госпиталя.
И снова приходится терпеть многочисленные процедуры: забор на анализ крови и мочи, снятие кардиограммы, измерение давления, пульса и температуры, растирание, поглощение пилюль, несколько внутривенных уколов…
Мужика в штатском на время процедур просят удалиться из палаты. Не видно его и за завтраком, когда уже знакомая пожилая матрона в очках кормит меня с ложечки пресной молочной кашкой. И слава богу, что не видно, так как бабулька по привычке сопровождает свою работу милым лепетом и по простоте душевной приоткрывает некоторые важные детали.
То ли она действительно верит в мое «овощное» состояние, то ли при кормежке пациентов всегда озвучивает самые горячие новости, услышанные в коридорах и кабинетах госпиталя. Точно не знаю.
– Ешь, мой дорогой. Тебе здорово повезло… Ты ведь единственный, кто выжил после странного взрыва посреди океана, – говорит она, пытаясь засунуть ложку с кашей до самых моих гланд. – Внизу у ворот госпиталя уже собрались полчища журналистов и репортеров. Ты теперь известная личность, и каждый хочет тебя сфотографировать. Каждый хочет задать несколько вопросов. Ешь, тебе нужны силы…
«Вот оно что. Стало быть, я выжил один, – думаю я, глотая невкусный завтрак. – Не иначе меня спас титановый корпус «Барракуды». Славная была субмарина. Жаль, что погибла…»
– Ешь-ешь, мой мальчик, – шевелит матрона тонкими накрашенными губами. – Тебе очень нужны силы…
«Да зачем они мне нужны-то?» – так и хочется возопить. Но я молча открываю рот и заглатываю пищу.
А она, будто услышав мой вопрос, отвечает:
– Сейчас по просьбе одного господина из какой-то секретной организации наш профессор введет тебе в вену специальный раствор и…
«Какой еще раствор, мамаша?! – едва сдерживаюсь, чтобы не выдать себя. – И что со мной после этого будет?!»
Но ту не надо было спрашивать. Она продолжала пихать в мой рот кашу и делиться подробностями предстоящей процедуры:
– Этот растворчик быстро растечется по твоим жилам и окажет воздействие на центральную нервную систему. Он вернет тебе на полчаса способность мыслить, говорить, после чего ты расскажешь этому странному господину даже то, о чем давно позабыл. Честно расскажешь, подробно и в самых ярких красках…
«Охренеть! – отворачиваю голову, давая понять, что сыт по горло. – Ишь, сволочи, чего удумали! Слышал я о подобных препаратах. У нас они называются «сывороткой правды». Как же мне выкрутиться?..»
Глава 10
США; штат Мэн. Борт торгового судна «Николай Макаренко». Настоящее время
Всевидящее око камеры находилась в самом неудачном месте – аккурат над зеркалом умывальника, что располагался напротив кровати. Мне ничего не было известно о том, какой у объектива угол обзора и вообще работает ли система наблюдения. В моем распоряжении имелись только обрывки общей информации: палата находится на третьем этаже; за дверью постоянно отирается охранник в белой рубашке и с пистолетом на ремне; в госпитальных холлах и коридорах полно медперсонала и находящихся на лечении пациентов.
Однако надо что-то предпринимать. Пребывая в здравом рассудке, я не открою типу в штатском своей главной тайны. А вот «сыворотка правды» способна сыграть злую шутку даже с самым стойким человеком.
Итак, времени в обрез. Мозг лихорадочно работает в поисках выхода. Мне нужно выиграть буквально одну минуту. Ведь если картинки происходящего в палатах выведены на мониторы охранников, то поднять тревогу и сорвать мои планы – дело нескольких секунд…
Матрона заканчивает экзекуцию под названием «завтрак» и собирается покинуть мое временное пристанище. В тарелочке остается немного кашки. Тетка тщательно собирает ее ложкой и подносит к моим плотно сжатым губам…
Сумбур в голове внезапно трансформируется в некую сумасшедшую идею.
«А что? – разжав губы, набираю полный рот противной американской жижи. – Надо попробовать. Других вариантов нет, и не предвидится».
Делаю вид, будто глотаю кашу и… захлебываюсь. Начинаю кашлять, разбрызгивая по сторонам пищу. Вскочив со стульчика, матрона приподнимает мою голову, дабы я не задохнулся, вытирает матерчатой салфеткой лицо и одеяло… Затем мчится к раковине – смочить ее водой. Этого я и добивался. Еще раньше мной была замечена одна немаловажная деталь: человек, стоящий у раковины, полностью загораживал лежащего на постели от объектива камеры наблюдения. Голова высокой американской матроны маячила точно на уровне камеры.
«Пора!» – скомандовал я и бесшумно поднялся с кровати. Мне нужно было выиграть одну минуту. Лучше, конечно, две, но тетка вряд ли провозится у раковины дольше. Я это понимал. И поэтому действовал молниеносно.
Распахнув раму, я даже не посмотрел вниз. Мне было все равно, что расположено под окном: изумрудная лужайка из ровно подстриженной травы, аллея из разноцветной брусчатки или стоянка автомобилей. Перемахнув подоконник, цепляюсь руками за нижний элемент рамы. Подо мной козырек одного из входов в госпиталь, до которого метров шесть-семь. Высоковато. Но зато в радиусе пятидесяти метров ни единой души. Это неплохо. Разжимаю пальцы в тот момент, когда в палате раздается удивленный возглас матроны. Лечу вниз, представляя космическое удивление на ее припудренной физиономии. Козырек оказался сделан из хрупкого полупрозрачного пластика и почти не замедлил моего падения. С диким хрустом проломив ребристый материал, я рухнул на красивое мраморное крыльцо. Куски разломанного препятствия сыпались мне на голову.
Черт!.. – вскочил я на ноги.
Левое бедро было основательно распорото, от боли в ушибленном локте из глаз сыпались искры. Заняться ранами я решил позже. В эту минуту требовалось исчезнуть с территории госпиталя. Исчезнуть быстро и навсегда.
