Первой мыслью было срочно отсюда бежать. А второй — что в подобных кругах, пожалуй, не шутят. И, если Света уверяет, что ее убьют, это не фигура речи, а констатация факта. Раз женщину без особой причины тычут мордой в колбасу, что же с нею сотворят, когда причина будет иметься? Я должна создать подруге алиби. Даже хорошо, что Гена позвонил Эдику, — лишний свидетель не помешает. Теперь я обязана просидеть здесь подольше. И просижу!
Единственная поблажка, которую я себе позволила, — это отказалась от идеи помочь с приготовлением пищи. Откровенно признаюсь, хозяйственные способности являются не самой выигрышной моей стороной. Более того, один мой знакомый, долгое время мечтавший на мне жениться, моментально исцелился, увидев, как я режу твердокопченую колбасу.
Я выползла из кухни обратно в зал. Народу прибавилось. Еды на столах тоже. Самые нетерпеливые уже хватали куски прямо с блюд. А вот и бутерброды с икрой. Сейчас стащу один, и будь что будет! Сил больше нет терпеть! Я протянула руку — и снова ее опустила. Ведь я — это не я, а Света, и от моего поведения, быть может, зависит ее жизнь. А Света не стала бы воровать бутерброды. Она занялась бы совсем другим.
И я обреченно оглянулась по сторонам в поисках самого длинного мужчины в зале. Несомненно, вон тот. Значит, придется к нему пристать.
Скажу прямо, мне лично совершенно непонятно пристрастие Светы к пожарным каланчам. Мы с нею одинакового роста (скромно замечу, того самого, какой считался у древних римлян ростом Венеры) и в наш век манекенщиц выглядим скорее невысокими. Поэтому я предпочитаю мужчин… ну, разумеется, выше меня, однако на разумную величину… на которого приятно постоянно задирать голову? Так вот, Свете приятно. При виде двухметрового субъекта она просто теряет разум. Не сомневаюсь, что за своего бывшего мужа она выскочила исключительно потому, что тот был самым долговязым на курсе. Казалось бы, это должно было ее исцелить — да где там! До сих пор, описывая кого-нибудь, она первым делом упомянет рост, а в любой компании молниеносно притулится к какому-нибудь верзиле.
Я подошла к пожарной каланче. Легко сказать — притулится! Как же она это делает? Не скрою, мой личный опыт приставания приближается к нулю. В моей жизни превалировали иные интересы. Однако я сейчас — не я, а Света. И, бросив прощальный взгляд в сторону бутербродов, я лучезарно улыбнулась намеченной жертве.
Боюсь, от голода улыбка вышла чересчур плотоядной. По крайней мере жертва попятилась.
— Вы не знаете, когда начало? — спросила я, не прерывая атаки.
Мой визави глянул на часы:
— Сейчас восемь. Уже на час опаздывают. Они и в школе опаздывали.
Опять эта школа! Вообще-то, Света могла бы объяснить, куда именно меня отправляет. Так и тянет спросить, что за школа, но спрашивать нельзя. Надо перевести разговор на другое… только помнить, что я Света… значит, ни о каком театре… и тем более о книгах… о… о…
И тут я с ужасом обнаружила, что мне безумно хочется заговорить о математике. Вот ведь незадача! Самое главное, я — отнюдь не типичный ученый и думаю о науке гораздо меньше, чем полагается. А в свободное время и вовсе о ней забываю, и уж тем более не навязываю собеседникам. Но сейчас словно бес какой-то в меня вселился и требовал поведать каланче содержание первой теоремы о гомоморфизме. Понимаете ли, гомоморфный образ группы изоморфен фактор-группе по ядру гомоморфизма. Такая вот простенькая теоремка. Однако сомневаюсь, что Света выбрала бы ее в качестве инструмента обольщения. А я сейчас — Света и ни в коем случае не должна думать о гомоморфном образе группы! О чем угодно — лишь бы не о нем!
— А знаете, — снова сделала попытку я, — го… — Я задохнулась от ужаса, но мужественно исправилась: — Голодно что-то.
Это каланче понравилось.
— Точно. Я уже всю буженину у них съел. Пошли!
И он подвел меня к вожделенным бутербродам. Однако я не успела откусить и куска, как наконец началось. Под звук аплодисментов в зале появились Гена, Вика в подновленном макияже и тип в галунах, с которым мне предстояло работать. Или Свете? Пожалуй, все-таки мне, потому что, как Света намеревается объяснить ему свою метаморфозу, ума не приложу.
Пересказать торжественные речи я не берусь. Они были довольно долгими, но немногословными. Точнее, слов было достаточно, однако все одних и тех же. Звучал «блин», иногда разбавляемый мычанием. Еще фигурировали новый офис, евроремонт и школа. Больше я не поняла ничего — за исключением, пожалуй, того факта, что большинству из присутствующих грозило впоследствии старческое слабоумие (оно же — болезнь Альцгеймера). Не подумайте, что я кого-то оскорбляю, — просто ставлю медицинский диагноз. Дело в том, что в моем любимом журнале «Наука и жизнь» одна из статей была посвящена этому весьма распространенному в последние десятилетия заболеванию, и в качестве первого признака его приближения называлось нежелание индивидуума употреблять сложные предложения. С тех пор авторы большинства бестселлеров вызывают у меня живое сочувствие. Стоит мне прочесть: «Он сунул руку в карман. Вытащил пистолет. Взвел курок. И выстрелил. В нее», — как будущее писателя предстает передо мной в весьма мрачном свете. Так вот, перспективы работников загадочной школы были не лучше. А статья мне запала в душу потому, что я впервые наткнулась на болезнь, симптомов которой пока не сумела найти у себя. Впрочем, возможно, дело в том, что до старости мне дожить не удастся.
За столом Гена посадил меня рядом с собой. По другую сторону от него сидела Вика. А от меня — каланча (по имени Артем).
Я оглядела яства и в очередной раз осознала, что нет худа без добра. Я давно хотела побывать на месте собаки банкира — и жизнь с помощью Светы наконец предоставила мне случай.
Банкирская собачья жизнь уже несколько месяцев не давала мне покоя. Ровно с того дня, когда я впервые переступила порог квартиры частного ученика, которого обещала подтянуть по математике. Раньше я бы вряд ли поехала заниматься на другой конец города, но в связи с заменой вступительных экзаменов на ЕГЭ в этом году лишилась привычного приработка от натаскивания абитуриентов — теперь этим занимаются школьные учителя. Жить на мою зарплату невозможно, вот и пришлось соглашаться на любые условия.
Однако речь о другом. Отец ученика владел известным банком, женой и собакой по имени Неллюша, которая потрясла меня с первого взгляда. При виде нее я поняла, что выражение «поперек себя шире» вполне может иметь буквальное значение. Представьте себе шкафчик с ушками — вот вам точный портрет этого животного, впрочем, вполне милого и безобидного.
С порога мне сообщили, что Неллюше сегодня нездоровится. Она почти ничего не ела. В качестве доказательства была продемонстрирована полная миска вырезки столь привлекательного вида, что мне тут же захотелось вместо Неллюши слопать ее самой — не исключено, даже сырою.
— Может быть, — горестно предположила хозяйка, — Неллюша предпочитает сосисочку? Или сарделечку?
Из холодильника были вынуты и та и другая, но собачка, понюхав каждую, презрительно отвернулась. Я, сидящая из-за безденежья на вынужденной диете, лишь глотала слюнки, созерцая деликатес за деликатесом, пока обрадованная мать ученика не закричала: «Я поняла, что тебе надо!» — и, открыв коробку пастилы в шоколаде, не начала по одной всовывать конфеты Неллюше в пасть.
