— Сама ты — бац! — возмутилась Виктория Павловна. — Маринка, ты издеваешься, что ли? То у тебя одно, то другое, и все друг другу противоречит. Ты бы уж остановилась на чем-то одном, а не путала нормальных людей.
— Если б я могла остановиться на чем-то одном, так работала бы Шерлоком Холмсом, — улыбнулась Марина. — Остановиться я как раз и не умею. Но в идее убийства по ошибке есть здравое зерно, убеждена!
Вика лишь махнула рукой. Ну что с этими авторами поделаешь?
* * *
Дома на Викторию Павловну моментально навалились проблемы. На следующий день, во вторник, в семь вечера полагалось бы провести очередное занятие студии, и она мрачно размышляла, кто же в сложившейся ситуации на него придет и вообще как теперь быть. Оказывается, Евгений Борисович влиял на положение дел куда серьезнее, чем можно было предположить. Например, изначально на завтрашнем занятии намечалось подробно обсудить премьеру и игру актеров, найти недостатки и избавиться от них. Теперь это лишалось смысла — пьеса вряд ли пойдет снова. После гениального убийцы-Преображенского никто не решится взять себе освободившуюся роль.
Предыдущая постановка — «Король Лир» — тоже благополучно пролетает. А то, что было до нее, в свете последних двух спектаклей мнилось дешевой поделкой, к которой стыдно возвращаться. Единственный выход — затеять что-то новое. Новое, оно всегда интересно, им легче увлечь, чем надоевшим старьем. Вот если б у Маринки нашлась еще одна пьеса…
Телефонный звонок подруге несколько повысил Викино настроение, поскольку пьеса действительно имелась, и Марина была готова прийти и всем ее прочесть. Правда, несколько нервировала мысль о Сосновцеве — неужто тот все-таки отберет помещение для своего идиотского бильярда? Хотя после статьи Черновой — вряд ли. Статья желтая, это факт, зато необычайно полезная. Виктория Павловна Косицкая там представлена как крайне талантливый режиссер, а Сосновцев упомянут в качестве руководителя новой формации, в одном лице сочетающий бизнесмена и мецената. Директору это наверняка понравилось, он на лесть падкий.
Во вторник после обеда Вика решительно села за письменный стол, дабы хорошенько продумать стратегию и тактику своих дальнейших действий. Обстановка изменилась, к ней теперь необходимо должным образом приноровиться, и, чем скорее, тем лучше. Однако затея не удалось — помешал нежданный гость. Или следователя неправильно называть гостем? Только Игорь Витальевич так смущался, явившись непрошеным, так извинялся, что воспринимать его вынюхивающей ищейкой Вика не могла. Присутствуй тут Марина, она бы наверняка потом ехидно заметила, что ищейка действует по всем законам психологии, однако подруга отсутствовала, а Вике подобная мысль в голову не закралась.
— Вы простите меня, Виктория Павловна! Ежели я не вовремя и вам помешал, то, может, я в другой раз… Сейчас проезжал мимо и подумал… чем вас к себе вызывать, уж лучше…
— Вам чаю или кофе? — уточнила Вика. — Или борща?
— Ну что вы! Я вовсе не хочу… будто бы навязался… я…
— Я варю очень вкусный кофе — конечно, если вы пьете крепкий. А борщ, признаюсь честно, готовил Лешка. Он сейчас в школе.
— Какого чудесного вы воспитали сына! В тринадцать готовить борщ — это уникально.
— Он сам воспитался, — машинально возразила Вика, несколько удивленная: когда это успела поведать Талызину о возрасте Лешки? — Ну так что, Игорь Витальевич?
Хозяйствовать она не любила, зато кормить обожала. Нет, иначе — она не представляла себе, что можно выпустить пришедшего к ней в дом человека, не угостив его хотя бы чашкой чая. А еще лучше — любимого ею кофе с бутербродами.
— Кофе, — кивнул следователь. — Спасибо.
Виктория Павловна сварила кофе, выложила на стол хлеб, масло, сыр и колбасу.
— Режьте сами, хорошо? А то один любит тонко, другой толсто. Да и вообще, я — сторонница самообслуживания.
— И хорошо. Я, кстати, тоже вроде вашего Лешки — умею борщи варить.
— Вашей жене повезло! — хитро среагировала Вика. Вот теперь по ответу выяснится, женат ли следователь. Не то чтобы ее это сильно волновало, однако любопытно.
— Не уверен, что являюсь большим подарком, — развел руками Талызин. — И сейчас вы в этом убедитесь. К сожалению, даже в такой приятной обстановке я вынужден думать о делах. Вы уж извините меня, Виктория Павловна.
— Это ваша работа.
— Да. Скажите мне, Виктория Павловна, накануне смерти несчастного Преображенского… то есть в пятницу… вы не припомните, не было каких-нибудь необычных событий? Инцидентов, обративших на себя всеобщее внимание?
— Нет, — твердо заявила Вика.
— А в тот самый день, в субботу? Я имею в виду, разумеется, не смерть, а что-либо еще. Ничего особенного не произошло?
Вика наивно захлопала глазами.
— Ну, конечно, произошло! Премьера.
— Ну, премьеру помню и я, — улыбнулся следователь. — А больше ничего не было?
И на легкое пожатие плеч с той же улыбкой ответил:
— Вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?
— Нет, — моментально заявила она.
— Как — нет? — несколько опешил собеседник.
— Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.
— Да? Вы в этом уверены?
— Конечно. Вот, например, — оживилась Вика, — при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: «Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, нашла на ближайшей помойке». Я и не заявлю, а наоборот, навру, что она прекрасно выглядит. И ей лучше, и мне. Разве нет?
— Вы имеете в виду элементарную вежливость, — догадался Талызин.
— И ее тоже. Вообще, в жизни всякое бывает. Зацикливаться на правде глупо.
— Но вводить в заблуждение следственные органы тоже не слишком умно, — спокойно заметил Игорь Витальевич.
«Влипла», — подумала Вика, а вслух сказала:
— Не понимаю, о чем вы.
— О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.
— А, вы об этом! — старательно засмеялась Вика. — Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.
Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, человека постороннего, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам выспрашивает! Обсудить все с Маринкой — это одно, а со следователем — совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только, скорее всего, никакого убийцы нет.
