— Слушай, — не выдержала Маша, — прекрати! Давай лучше думать. Ты не поняла, это был мужчина или женщина?
— Я ничего не поняла! — рявкнула я. — Мне нет смысла думать! Завтра защита, а у меня нет справки. А второй раз ученый совет из-за меня собираться не станет.
— В жизни не слышала, чтобы защиту отменили из-за отсутствия справки, — возразила моя подруга.
— А ты слышала в жизни, чтобы у человека украли прямо из рук справку о сдаче кандидатского минимума? Я буду первой.
— А может, можно будет получить справку задним числом? Позвони Юсупову и узнай.
Минуту назад мне казалось, что мои страдания достигли апогея, но я ошибалась. При мысли о Юсупове я застонала.
— Ты что? — не поняла Маша.
— Если он узнает, что у меня украли справку именно в театре, — с трудом выдавила я, — он меня убьет.
Моя подруга тихо кивнула, однако тут же нашлась:
— Кто тебя заставляет признаваться? В конце концов, справку у тебя украли на площади. Так честно и доложишь — на площади. Вот тебе мобильник…
Был уже поздний вечер, а Юсупов ложился рано, но я и впрямь не видела другого выхода. В любом случае я обязана его предупредить.
Голос шефа был мрачен:
— Ну и что у вас опять случилось?
— Опять? — робко вякнула я, и Юсупов подтвердил:
— Вы ведь вечно делаете из всего проблему.
— У меня украли справку о сдаче кандидатского минимума, — выпалила я.
— Сами небось куда-нибудь сунули, а теперь забыли. В вашем столе черт ногу сломит. Поищите хорошенько!
— Да нет же! У меня ее украли только что! Прямо здесь! Вырвали из рук и унесли! При Маше!
— И где вы сейчас? — после некоторой паузы поинтересовался мой научный руководитель.
Морально готовая, я быстро сообщила:
— На площади.
— На какой еще площади? — нервно уточнил шеф.
Подобное не предусматривалось программой, и потому мой язык привычно выпалил:
— На Театральной.
— На Театральной?! — переспросил Юсупов таким тоном, что я моментально пожалела, что неизвестный злодей ограничился похищением справки, а не прихватил с нею и меня в свое злодейское логово. Что бы он там со мной ни делал, хуже, чем сейчас, мне бы, наверное, не было.
— Значит, на Театральной… — снова и снова повторял мой научный руководитель, явно не в силах остановиться.
Я отстраненно подумала, что его, видимо, проняло не меньше, чем меня, только по несколько иной причине. Господи, в чем я перед тобой провинилась!
Телефон, решив, что выполнил свою миссию, выдал короткие гудки.
— Юсупов бросил трубку? — сочувственно кивнула Маша. — Ну зачем ты призналась про театр?
— Не знаю, — вздохнула я. — Незачем, а почему. Потому что дура. Может, это не он бросил трубку, а телефон разъединился?
— Звони снова.
Я не хотела. Мне казалось, что лучшим выходом будет лечь в постель и с горя проспать весь завтрашний день, а на защите поставить крест, ибо после случившегося меня смело можно считать научной сиротой. Маша же отстаивала точку зрения, что, если Юсупов решил со мною расстаться, мне нечего терять, и потому надо попытаться снова с ним связаться, дабы прояснить ситуацию. А проспать день я еще успею.
С замиранием сердца я снова набрала заветный номер — уж не в последний ли раз в своей жизни? А ведь я знакома с Юсуповым так давно… сперва студенческие годы, потом соискательство… я с ним, можно сказать, сроднилась… и вот теперь, из-за этой роковой случайности… да нет, из-за моей собственной глупости! Сорвалось же с языка про театр!
— Наконец-то, — раздраженно ответила трубка. — Вы из дома?
— Нет, с мобильного.
— Вы почему не перезвонили сразу? Гуляли, что ли?
— Нет, — растерянно возразила я, — на улице мороз. Я бы замерзла.
Воцарилось молчание. Видимо, шеф переваривал мой поразительный в своей правдивости ответ.
— Ладно, — наконец, заговорил Юсупов. — Вообще-то документы нужны не на защиту, а несколько позже, когда их вместе со стенограммой заседания ученого совета посылают в Москву. А на защите документы лишь зачитывают. Я как член ученого совета и ваш научный руководитель могу попросить, чтобы зачитать их поручили мне. Таким образом, если не заявится какая-нибудь проверка, факт отсутствия справки мы скроем.
— Спасибо! — от всего сердца поблагодарила я и в ответ услышала полные ярости слова:
— Конечно, если вы любите гулять по ночным улицам, так это ваше дело, гуляйте хоть всю ночь, только учтите — когда вас там прикончат, я вашим научным руководителем быть откажусь, понятно?
— Понятно, — согласилась я, не слишком травмированная подобной угрозой, ибо твердо решила, что на том свете даже при самых благоприятных обстоятельствах диссертацией заниматься не стану, пусть и не надеются. Хватит с меня одного раза! Даже если в качестве шефа мне опять предложат такого благородного человека, как Юсупов.
Наверное, если бы я в принципе могла страдать бессонницей, я бы в ту ночь не сомкнула глаз. Но, поскольку мои проблемы обычно прямо противоположного свойства, проснулась я в одиннадцать. Понятно, я ночевала дома, а не у Маши.
Мама бродила по квартире с видом человека, не знающего, куда себя деть. В мусорном ведре я обнаружила осколки ее любимой чашки, однако решила не задавать бестактных вопросов о том, откуда они взялись. К тому же посуда, как известно, бьется к счастью.
— Если я переживу сегодняшний день, — сообщила мама, — я проживу еще много лет.
— Чего ты нервничаешь? — вздохнула я. — Ну не защищусь. Подумаешь!
— Это тебе «подумаешь»! — Маму аж затрясло. — Тебе-то все равно, а каково мне, ты представляешь? Лучше ешь рыбу. Там фосфор. Для мозгов.
— Ты полагаешь, моим мозгам что-нибудь поможет? — заинтересовалась я.
— Я-то знаю, что у меня самая умная дочь на свете. Но когда члены ученого совета увидят вместо ученого молодую девочку, они могут тебя обидеть.
— Я давно не молодая девочка, — возразила я. — Я — дама. Так что успокойся. Даме можно быть ученым. Буду ученая дама.
Кешенька подлетел ко мне, сел на плечо и своим нежнейшим голоском проворковал:
— Эй, ты! Улетай-ка отсюда! Заниматься мешаешь! — И, подумав, добавил: — Сизисом. Спаси-бо-сибо!
Мы с мамой оторопели, а попугайчик, ободренный нашим вниманием, продолжил:
— Многомерные поля впервые возникли в алгебраической геометрии.
Это была первая фраза моего доклада!
— Может, вместо меня лучше отправить его? — обрадовалась я. — Похоже, текст он знает.
