Машка нашла наконец ключи, и я покинула их квартиру, с облегчением переведя дыхание. Я не сразу вспомнила, что даже не попросила их дать мне попить. Но надеюсь, что у Гриши-то в квартире я выпью стакан воды.
На площадке было темно. Услышав мяуканье, я опустила глаза и увидела Бориса. Он выскользнул за дверь, и в полутьме его глаза сверкали тревожным блеском.
– Загнать тебя обратно к хозяевам, что ли? – спросила я кота.
Но кот протестующе замяукал. Я вспомнила, что Борис любит погулять, и решила не звонить его хозяевам.
Включив мобильный, я посветила на замок. Кот опять замяукал. Я перевела слабый луч света на него. Кот сидел в углу, рядом с ним на полу валялся какой-то предмет. Я наклонилась и похолодела с головы до ног. Наш фирменный ластик! Получается, к Грише приходил кто-то из наших!
Я торопливо открыла его дверь и замерла. Меня охватило предчувствие, что в квартире кто-то есть…
Преодолев приступ острой паники, я щелкнула выключателем и увидела брошенное на пол пальто. Сердце екнуло…
– Гриша! – негромко позвала я.
Никто не откликнулся, и я открыла дверь в комнату. Гриша лежал на полу…
– Гриша! – потрясенно сказала я, озираясь по сторонам, будто кто-то неведомый притаился в квартире и только выжидал момент, чтобы напасть на меня.
Кот мяукнул. Как ни странно, присутствие кота придало мне силы.
Я зажгла свет в комнате, и первое, что мне бросилось в глаза, – бледное лицо Гриши. Неживое…
Я кинулась к нему и, расстегнув пиджак, прижалась ухом к его груди. Руки задрожали, во рту пересохло. Господи! Не допусти этого! Господи!..
Он был жив! Сердце его билось…
– Гриша! – затеребила я его. – Гриша! – Он не отзывался. Так, «Скорую», срочно, скорее врача! Я выпрямилась и осмотрелась.
Я не помнила, где у Гриши телефон. В его стабильном холостяцком бардаке никогда ничего нельзя было найти. Послышался слабый стон…
– Гриша! – я вновь присела рядом с ним на пол. – Ты меня слышишь?
Он застонал громче. Борис распушил хвост и уселся рядом с Гришиной головой.
– О-ох! – протяжно протянул он. – Влад! Как ты здесь оказалась?
– Приехала за тобой.
– Зачем?
– Чтобы помириться с тобой, дураком старым, – сердито сказала я. – Усек? Ты как в подполье глухое ушел: ни ответа, ни привета, на звонки не отвечаешь! Кто тебя так стукнул-то? – спросила я без всякого перехода. – Или ты сам упал?
– Сам… с помощью посторонних… – Гриша открыл наконец глаза и попытался сесть. Я протянула ему руку.
– Ни хрена не помню… не понимаю… Как все это случилось-то?.. Неужели они… – Гриша внезапно осекся.
Я внимательно посмотрела на него:
– А ну рассказывай!
Сбиваясь и путаясь, он заговорил.
По его словам получалось, что он пришел домой в крайне расстроенном состоянии, обиженный моими нелепыми подозрениями. Тут Гришин голос зазвенел от обиды. Я приняла покаянный вид и прошептала: «Прости». Он открыл дверь ключом и – все, дальше он почти ничего не помнит… На него напали, дали ему по башке. Кто, что, как – он не ведает.
Я задумалась. Получается, что человек, которого видела со спины Гришина соседка, и напал на него? И это – кто-то из наших, учитывая фирменный ластик, который я нашла на полу перед Гришиной дверью? Но пока что о ластике я решила своему заму не говорить. Пусть оклемается, немного в себя придет. В ответ на мое предложение вызвать «Скорую» Гриша поморщился и сказал категорическое «нет»: мол, у него дел навалом, некогда ему по больницам валяться, надо Ирочку искать и с пропавшим роликом разобраться. Я помрачнела: получается, что поездка в Канны, весь наш труд, наши старания, мечты о вспышках фотокамер и о «Золотом льве» – все это было напрасно? Да плюс и моя история с Шаповаловым! «Не смей! – мысленно приказала я себе! – Не приплетай и его сюда! Только этого не хватало!» Дальневосточный мачо с замашками американского гангстера… Но как же он умел целоваться, и какое у него крепкое тело…
От горьких размышлений о Шаповалове меня отвлек Гришин вопль:
– А это еще кто! – рявкнул он, указывая пальцем на кота.
– Соседский кот.
– Он-то как сюда попал?!
– Решил тебя навестить и лично попросить прощения за испорченную дверь.
– Ясно. Даже кот у меня прощения просит, – сказал Гриша, многозначительно понизив голос.
– Я уже попросила. Могу и еще раз это сделать.
– Это не значит, что я тебя простил, – быстро сказал Гриша. – Как ты могла подумать, что…
– Могу бухнуться перед тобой на колени и посыпать голову пеплом, если тебя это устроит! Но, по-моему, затевать сейчас такие разборки – дело неблагодарное. У нас проблем выше крыши, а ты со своей обидой носишься…
Гриша сел и ощупал голову:
– Болит…
– Может быть, врача все-таки стоит вызвать?
– Не надо.
Он встал и, пошатываясь, двинулся в кухню. Я – за ним.
– Жрать хочется, – пробурчал он, – а холодильник пустой!
– Ты мне выговариваешь?
– Нет. Сам с собой разговариваю. И самого себя ругаю.
– Я могу сходить в магазин. Это не проблема. Но оставлять тебя здесь одного…
– Крайне неразумно, – закончил он за меня. – И даже в этом ты права, моя дорогая начальница! – Он сел на табуретку и скрестил на груди руки. – И что ты обо всем этом скажешь?
– Давай для начала поедим? Я тоже, представь себе, есть хочу!
– Поищи в холодильнике, может, что-то все же найдешь.
«Находки» мои состояли из куска засохшего сыра, колбасной «попки» с веревочкой и открытой баночки йогурта.
Колбасу мы, не сговариваясь, отдали Борису. Он поймал кусок на лету и сожрал в один миг. Сыр я понюхала и отложила в сторону. А йогурт уже покрылся зеленоватой пленкой.
– Итого: продуктов – ноль. А чай у тебя есть?
– Есть, – мотнул головой Гриша. – В шкафчике, зеленый и черный. Выбирай. Мне черный и покрепче. Без сахара.
Я заварила две чашки крепкого чая и сказала:
– Теперь расскажи еще раз обо всем и по порядку.
– Что? – обиженно засопел Гриша. Так просто сдаваться он не собирался. – Что еще я тебе должен рассказывать?
– Ну нет, так нет. – Я уже начинала терять терпение. – Нас скоро пришьют всех поодиночке! А ты давай молчи в тряпочку и жди!
– С чего ты взяла, что я что-то знаю?
– С того! Я слишком давно с тобой знакома и прекрасно понимаю, что ты уже пришел к каким-то выводам.
– Ну, пришел. И что? – Гриша отхлебнул глоток чая и вскинул на меня глаза. – Толку-то от моих выводов: их к делу, как говорится, не пришьешь! А все мои выводы вилами на воде писаны.
