Мы даже не знали, сработала наша реклама или нет и какое количество автовладельцев решили рискнуть и подарить своей машине «второй шанс», потому что нашего клиента вскоре убили – застрелили у подъезда его собственного дома. Фотографии с места убийства были весьма броскими и прошли по всем местным новостям, они мелькали даже в паре сюжетов федеральных каналов. Заказчик оказался бывшим зэком, который не то прихватил воровской общак, не то основательно растряс его. Словом, там были замешаны воровские деньги. Когда мы с Гришей узнали об этом, долго потом сидели и молчали, словно все это касалось не просто клиента, а какого-то родного человека, за которого положено переживать не по «штату», а по правде.
Все у нас было на двоих: и первые успехи, и первые заработки, и споры до хрипоты из-за различных концепций и теорий. Гриша хотел все всегда усложнить и сделать «поконцептуальнее», а я, как обычно, спускала его с небес на землю, «заземляла», как это проделывают с оголенным проводом, и все раскладывала по полочкам. Гриша сердился и называл меня «примитивом», а я называла себя «практиком». Но все равно рано или поздно мы приходили к согласию или, как это теперь называется, к консенсусу. И никогда между нами не возникло никаких принципиальных, серьезных разногласий. Гриша вечно витал в облаках, он был последним рыцарем эпохи – сначала он исправно выплачивал алименты бывшей жене, родившей сына то ли от него, то ли от ее тренера по фитнесу. Но Гриша не разрешал даже мне, самому близкому его другу, касаться этой скользкой темы. Он платил ей, а когда она уехала с Сашей-маленьким в Америку и впоследствии вышла замуж за престарелого американца, а Саша-маленький стал уже не маленьким, а вполне взрослым студентом университета, перестал это делать. С годами он стал похож не на мать или отца, а на самого себя – или на тренера по фитнесу, такой высокий, белобрысый, с веснушками. И Гриша и его жена Ася были темноволосыми и смуглыми… Потом у Гриши заболел отец раком желудка и сгорел за полгода, а через пару месяцев слегла и его мать. И он выхаживал ее. Когда она умерла, он вложил свою часть денег в наш бизнес. Потом на Гришу свалился психически ненормальный брат… И затем, видимо, чтобы окончательно добить Гришу, на него налетело «цунами» в виде Ирочки Сергиенко и окончательно накрыло его с головой и унесло в открытый океан. Без всякой надежды на спасение.
Гриша давно уже смирился с холостяцким статусом и устраивал свою личную жизнь весьма просто: открывал старую записную книжку и обзванивал своих многочисленных приятельниц. Кто был в тот момент свободен, с тем он и устраивал свидание. Это были разведенки, женщины, у которых мужья куда-то временно уехали, в командировку или на рыбалку с ночевкой; были и просто одинокие женщины, они радовались Грише, как радуется голодный человек внезапно свалившемуся на него бутерброду с икрой. Об этих кратких молниеносных связях Гриша даже не распространялся, у него это называлось – «пойти на охоту». И вот этот прожженный циник романтического склада характера, который нежно звал всех женщин «самочками», попал в такой капкан, из которого не сумел выбраться. Как он мне однажды признался: «Когда в комнату вошла Ирочка, мне стало трудно дышать, словно сердце стиснула чья-то ледяная рука». А сейчас у него с Ирочкой вроде бы что-то налаживается… Они были в кино. А у Ирочки – больная тетя и тоже никакой личной жизни. Как далеко зашло Гришино рыцарство? А то, что он первым сообщил мне плохую новость, – так это просто для отвода глаз. Как говорили классики детектива: нужную вещь надо спрятать на самом видном месте, тогда никому и в голову не придет ее искать. Но разве я была способна заподозрить Гришу в краже ролика?
Хотя, если его взял Гриша, шансов у нас никаких нет. Гриша знает, кому его можно продать и за сколько. И у него, в отличие от всех прочих, есть прямые выходы на этих людей. И на Хризенко, и на Подгорова, и еще на парочку-другую акул рекламного бизнеса.
Затылок болел, я тупо таращилась в ежедневник, и все эти красно-сине-зеленые цвета сливались в какое-то безобразное пятно.
– Все в порядке! – Шаповалов появился в дверях, и я подняла на него глаза.
– Точно?
– Точно.
– Тогда берем рисунки! – Ульяна встала со стула.
– Берем. Они в шкафу у Тамары Петровны. На второй и на третьей полках, внизу. В нескольких папках.
В кабинет Тамары Петровны мы вошли поочередно.
– Ключи?..
– У меня! – Я раскрыла сумочку и вынула ключ.
Папок на полках не оказалось. Ни на второй, ни на третьей. Мы лихорадочно просматривали папки и складывали их горкой на пол…
– Вы уверены, что они лежали именно здесь?
– Уверена! Они всегда были здесь!
– А почему они хранились у бухгалтера? Тамара Петровна – ваш бухгалтер, если я не ошибаюсь? – спросил Шаповалов.
– Да… Не знаю я почему! Это была ее идея – отвезти чеченским детям компьютеры и игрушки. В моем шкафу всегда много папок, а у Тамары Петровны есть свободное место, вот эти папки и перекочевали к ней.
– А кто делал ролик?
– Мы все. То есть, конечно, «креативил» его в основном Никита. Тамара Петровна, естественно, не в счет. Она все-таки только наш бухгалтер. Марк тоже помогал. Ульяна вносила поправки…
– Я только пару раз сделала кое-какие замечания, – тихо сказала Ульяна. – Я, честно говоря, не имею к этому ролику никакого отношения.
– Имеешь: во-первых, все твои замечания были правильными и пошли в дело, во-вторых, мы – команда, и все делаем вместе. Это – наш девиз. И говорить, что кто-то, в данном случае – ты, не имеет к ролику никакого отношения, я тебе не позволю.
– Поняла, Влада Георгиевна. Извините, – почему-то от волнения голос у Ульяны стал совсем высоким и тонким.
– Ну, и я на пару с Гришей, моим замом, внесла… необходимые коррективы. Такой вот был расклад, – вздохнула я.
– Расклад хороший. Мне нравится, – улыбнувшись, сверкнул зубами Шаповалов. – Будем, братва, дальше папки ваши искать. Сколько здесь шкафов-то всего?
– Пять, – быстро вставила Ульяна. – У Тамары Петровны – один, у Влады Георгиевны тоже. У нас в комнате один шкаф. В приемной есть, и у Григория Наумовича.
– Тогда – вперед, девочки. Промедление или отступление смерти подобно!
Папок с детскими рисунками не оказалось ни в шкафу Ирочки, ни в Гришином «сейфе», ни у меня, ни у «креативной бригады». Они словно провалились сквозь землю.
– Тэ-э-к, – протянул Шаповалов. – Что делать будем, госпожа начальница?
Я сглотнула и шагнула вперед. Мы стояли у меня в кабинете под четырехрожковой люстрой и беспомощно смотрели друг на друга.
– Мне… – перед моими глазами все вдруг завертелось со страшной скоростью, замигало, поехало куда-то кривыми мерцающими полосами, как на экране испорченного телевизора. – Мне плохо… – успела прошептать я перед тем, как упасть в обморок.
Очнулась я в машине Ульяны от звуков негромких голосов: Ульяна и Шаповалов спорили, куда меня отвезти. Ульяна говорила, что лучше всего к ней домой и там ко мне вызовут лучшего частного врача. Шаповалов напирал на гостиницу, в которой он остановился.
