Перебрав в памяти эти и подобные им случаи, Десмонд уже был
готов поверить, что в такую колдовскую ночь его морочит какой-нибудь русский
леший, но… Военный, солдатский опыт не дал разыграться воображению. Известно,
что правая нога ступает шире, чем левая, и когда человек идет по тропе или по
дороге, то невольно выравнивается по ней. А вот нетореный путь – кто-кто, а
Десмонд это прекрасно знал – не дает подсказки. Путнику кажется, будто он идет
прямо, – на самом же деле он неприметно поворачивает влево. И никакие
снеговые черти здесь ни при чем! Просто, топчась на месте, он незаметно для
себя отступал от берега – вот и отошел достаточно далеко и потерял из виду
возок, коней и людей. Однако времени прошло всего ничего, они где-то рядом. И
если крикнуть погромче, Олег тотчас отзовется. Но что проку кричать? Лучше
Десмонд сначала найдет объезд и другой мост, а потом вернется и утрет нос этим
бестолковым северянам!
Десмонд усмехнулся. Это было неосмотрительно: коварный
снеговой клуб тут же влетел в его рот. Он выплюнул стылую кашу, закрылся
воротником до самых глаз и, сколько мог торопливо, зашагал к черному строению,
вспоминая про себя подходящие к случаю русские слова: «Мост – лед, не ка-рош.
Хочу ест другой мост? Говорить, please: барин дать грош – для russian vodka!»
Нет, что-то здесь не так. Слово «грош», конечно! Это все
равно что полпенни, а то и меньше. Кто будет стараться за такую ничтожную
плату? Десмонд изо всех сил пытался вспомнить, как называется главная русская
монета, но в голову лезло что-то совсем несуразное. Ладно. Он скажет: «Барин
дать many silver грош's для many russian vodka!» Русские мужики смышлены, тут
же сообразят!
Приободрившись, Десмонд огромным прыжком преодолел сугроб,
залегший ему путь, – и замер: домишко, очертания которого отчетливо
выступали из белой тьмы, оказался не избой, а каким-то сараем без окон, без
дверей!
Damn!
[8]
Десмонд даже плюнул с досады. Нет, это все-таки
леший, его козни! Впрочем, разочарование его тут же улетучилось: он увидел
дверь, вдобавок приотворенную, откуда слабо тянуло теплом: снег на заметенном
крылечке чуть подтаял. Ага, значит, здесь все-таки кто-то есть! Молодой человек
взбежал на крыльцо, шагнул через порог – и вновь досада им овладела: когда
глаза чуть привыкли к темноте, он обнаружил, что попал в баню.
Собственно, это был просторный предбанник с лавками вдоль
стен, а сама баня скрывалась за тяжелой, обитой войлоком дверью. Десмонд
встрепенулся: дверь оказалась чуточку приотворенной, и в щелке ему почудился
промельк света.
Он уже совсем было собрался окликнуть того, кто был за
дверью, но вовремя раздумал. Ну кто, скажите на милость, пойдет мыться в бане в
рождественскую полночь? Даже зная о странной, прямо-таки исступленной любви русских
к парилкам, Десмонд не мог вообразить себе такого безумца. Почему же здесь
свет?.. Внезапно фривольный рассказ Олега пришел ему на ум, и англичанин приник
к щелке, почти уверенный, что увидит пышный зад какой-нибудь красотки, стоящей
у печи в пикантной позе и в ожидании, когда «батюшко-банничек» обнаружит себя.
Однако ничего, кроме двух тоненьких свечек, трепещущих одна против другой, ему
увидеть поначалу не удалось… А потом он понял, что ошибся, что горящих свечей
всего одна, вторая же – ее отражение в зеркале. И почти тотчас же рядом со
свечой он увидел какое-то бледное пятно. Но прошло еще несколько секунд, прежде
чем он сообразил, что видит лицо девушки, сидящей к нему спиной и глядящей в
зеркало.
Волосы на его голове стали дыбом – чудилось, даже шапка
съехала набок. Увидеть девицу, которая среди ночи пришла в баню полюбоваться на
свою красоту, – это еще похлеще, чем встретить любителя париться во время
наступления Рождества! Но тотчас Десмонд легонько стукнул себя по лбу: да нет,
нет же! Ничего тут нет необыкновенного! Эта девица тоже пришла погадать в
баньку: вон, слышно, что-то шепчет, исступленно глядя в зеркало, спрашивает о
чем-то, зовет…
Как ни вслушивался Десмонд, слов про «банничка-батюшку» он
не разобрал и досадливо качнул головой: естество его все еще было растревожено
живописными рассказами Олега. И вдруг вспомнилось, как незамужняя тетушка его
Урсула, получившая в семье прозвище «Старшая ведьма» из-за своего чрезмерного
пристрастия к оккультным наукам, выспрашивала мать про русские магические
обряды. Та с охотою поведала о старинных девичьих выведываниях будущего жениха.
Десмонд, хоть и был тогда еще мал, запомнил тот разговор потому, что все это
походило на сказку: матушка таинственным шепотом рассказывала, как положила в
рождественскую ночь перстенек под подушку, а во сне явился ей высокий господин
в синем камзоле с серебристой отделкою, который и надел перстенек ей на палец.
Самое удивительное, что встреча Елены с ее будущим мужем именно так и
содеялась: она на каком-то гулянье обронила перстенек и долго его искала, а
незнакомец в синем с серебром камзоле его нашел и вернул огорченной владелице.
С первого взгляда Елена и сэр Джордж влюбились друг в друга, так что сон
оказался вещим. Десмонд помнил также, что матушка рассказывала и про другие
гадания, в числе коих упоминалось и зеркальное; правда, леди Елена
признавалась, что у нее никогда не хватало храбрости встретить рождественскую
полночь перед тем зеркалом.
– А вот я бы не побоялась, если бы могла хоть что-то узнать
о Брайане! – грустно шепнула тетушка, и лицо ее увяло, померкло, и даже
седые волосы, чудилось, обвисли. Все в семье знали, что тетушка Урсула на все
готова, лишь бы получить известие о своем женихе, исчезнувшем бесследно в день
свадьбы, уже после венчания.
История была преудивительная: веселые гости, наскучив сидеть
за столами, затеяли играть в прятки в огромном доме. Нашли всех, кроме юного
сэра Брайана. Невеста долго не могла поверить в исчезновение жениха, но, когда
кто-то из гостей обнаружил в подвале замка пуговицу с камзола сэра Брайана,
вскрикнула и грохнулась оземь. Очнулась Урсула безумной… Она сделалась угрюма,
нелюдима, все ходила и ходила по замку, заглядывая во все закоулки, словно
надеясь отыскать исчезнувшего… И шептались, и даже вслух говорили, что сэр Брайан
попросту сбежал от невесты, а вся любовь, которую он к ней высказывал, была
притворною, – однако Урсула никому не верила и продолжала надеяться на
встречу с Брайаном. Можно было не сомневаться, что она в ближайшее же Рождество
принялась высматривать его в зеркале, – как сейчас высматривает своего
жениха эта неведомая Десмонду красавица, чей настойчивый шепот он ощущал не
только слухом, но и всем телом, как зовущее прикосновение.
У него невольно смутился дух, и, не совладав с чувствами,
которые вдруг вспыхнули и овладели им всецело, Десмонд осторожно толкнул дверь
и бесшумно шагнул вперед.
* * *
