– Скорее! Скорей! – выдохнула она в его целующие губы,
и он не заставил себя долго уговаривать. Истомленному естеству хватило лишь
одного прикосновения. Марина испустила короткий, страстный стон, и все тело ее
пронзила судорога такого наслаждения, что Десмонду не удалось бы отдалить
наступление своего блаженства, даже если бы ему грозила сейчас смерть. Он
ощутил неистовое сжатие тех глубин, в которые был самозабвенно погружен, –
и в одном коротком, но ослепительно сладостном извержении наполнил их до краев
всем тем, что столь долго копилось в его теле… во всем его существе.
Так кремень ударяет о кресало – и высечена искра, пламя
занялось: одно мгновение страсти – и полное владение миром, вечностью, друг
другом…
Они могли бы так лежать вечно, прижимаясь друг к другу,
медленно обретая и собирая свои ощущения, разлетевшиеся после взрыва чувств,
как вдруг…
– Милорд! Ау-у! Где вы, милорд? – раздался невдалеке
звонкий голосок. – Отзовитесь!
* * *
Десмонд вскочил на ноги так стремительно, словно чья-то
властная рука вздернула его за шиворот.
– Я здесь, – растерянно отозвался он и тут же зажал
себе рот, спохватившись.
Марина лежала, не в силах шевельнуться, не в силах вздохнуть
от ошеломления, и тупо глядела, как он с лихорадочной поспешностью застегивает
штаны… она зажмурилась.
– Да где же вы, милорд? – капризно, с нотками
нетерпения, снова позвал голосок, и Марина узнала его.
Это же голос Агнесс!
Она подскочила, словно ее изо всех сил толкнули снизу, и,
мгновенно одернув юбку, в ужасе уставилась на Десмонда, который смотрел на нее
растерянно и непонимающе, словно пытался вспомнить, кто это.
– Вот вы где, милорд! – Наверху послышались шаги, и Марина,
хрипло вскрикнув, ринулась в кусты, наступив по пути на снятый сюртук Десмонда.
Так вот почему ее не колола трава, не студила земля! Впрочем, в те мгновения
она бы не заметила и горящих угольев! А он…
Марина снова вскрикнула, заломив руки, – и замерла,
увидев перед собой какую-то женщину. Каштановые волосы играли под солнцем,
выбиваясь из-под шляпки, темно-бордовая амазонка облегала миниатюрную фигурку
как перчатка.
– Марион? Вы здесь? – воскликнула Джессика. – Вы
не видели Десмонда? Я хочу сказать ему, что собираюсь съездить прокатиться,
возможно, заеду в деревню, так не будет ли у него каких-нибудь… Что с вами,
Марион?!
Марина покачнулась и почувствовала, как маленькие, но
сильные руки подхватили, поддержали ее, тряхнули:
– Что с вами? Oчнитесь! О господи…
Марина оперлась о плечо Джессики и близко глянула в
испуганное лицо, черты которого расплывались в обморочном тумане, застилавшем
ее глаза.
– Ни-че-го, – выдавила она.
– Вас кто-то напугал? Bы упали? Да в чем дело?!
Десмонд! – крикнула было Джессика, но Марина, вмиг очнувшись, выпрямилась,
стиснула ее руку.
– Молчите! Не зовите! Он там… там Агнесс…
Вспыхнуло в глазах: сюртук уже услужливо расстелен, и
Агнесс, решив, что это – готовое ложе для нее, привычно валится навзничь,
задирает юбки, раздвигает ноги, призывно окликает… и Десмонд падает на нее с
той же готовностью, с какой он всегда повинуется ее окликам, ее командам, ее
желаниям!
Марина схватилась за грудь. Рыдания душили ее. Никто, никто
не должен узнать!
Она отвернулась, чтобы скрыть от Джессики лицо, чтобы не
выдать себя, но ноги отказались ей служить. Она рухнула на колени, согнулась,
уткнувшись лицом в траву, и зашлась слезами, такими обильными, что она едва не
задыхалась, захлебывалась, слепла от них.
– Агнесс… – медленно произнесла Джессика. – Значит, ты
увидела его с Агнесс? О бедная, бедная моя девочка, так, значит, ты тоже любишь
его?
Марина не ответила. Нечего было отвечать!
Еще одна несостоявшаяся прогулка верхом
– Ну-ну, моя дорогая! Успокойтесь, и… давайте переоденемся.
Посмотрите, во что вы превратили свое чудесное платье, – с ласковой
настойчивостью сказала Джессика.
Марина опустила голову, чтобы скрыть вспыхнувшее лицо за
волной распустившихся кудрей. Нет, Джессика вовсе не пятна имеет в виду… платье
зеленое, под цвет травы, к тому же она лежала на его сюртуке. Но ткань кое-где
порвалась, когда Марина пробиралась сквозь кусты, а потом она залила подол
водой, умываясь уже у себя в комнате. Сюда ее тоже привела Джессика – сторонясь
людей, по какой-то обходной лестнице, чтобы никто не мог увидеть, в каком
состоянии кузина Марион. Все это время она молчала, только иногда глубоко
вздыхала, и Марине слышалось в этих вздохах сочувствие и понимание. И только
теперь, помогая расстегнуть шнуровку Марине, Джессика тихо заговорила о том, о
чем они обе неотступно думали:
– Ничего нет удивительного, что ты влюбилась в него. Я
заподозрила это еще в нашу первую встречу – ты так ревниво на меня поглядывала.
Но лучше забудь его. Поверь мне, дорогая: забудь!
– Да лучше мне в лодке без дна пуститься по морю, чем
пережить такое еще раз! – пылко воскликнула Марина.
– Никогда не говори «никогда», – усмехнулась
Джессика. – Десмонд способен вынуть у женщины сердце и забавляться им, как
неразумное дитя. Что до меня, то я думаю, сердце – совершенно ненужный орган.
Оно только мешает в жизни, и, если бы у нас его не было, мы бы страдали куда
меньше!
Марина прижала руки к груди и вздрогнула от боли, вспомнив,
как колотилось ее сердце и как билось навстречу сердце Десмонда. Теперь у нее в
груди пустота, молчание, тоска, а у него все так же стучит сердце? Или он уже
закончил свои игры с Агнесс… уже кончил?
Она скрипнула зубами:
– О, будь он проклят! Я его ненавижу!
– И это – тоже от сердца, – рассудительно сказала
Джессика. – Не надо его ненавидеть, не надо проклинать. Вы богаты,
красивы, даже ослепительны, вдобавок отличаетесь пылким нравом. Забудьте о
Десмонде! Найдите другого. Женщине, у которой есть любовники, совсем не нужен
муж, ей даже не нужны дети.
Марина изогнулась через плечо и вытаращила на Джессику
глаза. Предполагается, настоящая леди не должна даже слова такого знать –
«любовник», не то что высказывать столь неприличные мысли! Впрочем, эти слова и
эти мысли не идут ни в какое сравнение с тем, о чем думала сама Марина, а
главное – как она себя только что вела!
– Ну что, я вас опять шокировала? – задиристо глянула
Джессика. – Этого я и добивалась. Теперь вы не позволите Десмонду себя
снова мучить.
