Тетка, дядя, их затурканные крепостные, черти, наследство,
коровья шкура и прорубь вмиг вылетели из головы. Марина схватила зеркало,
тайком унесенное из светелки, прислонила его к чурбачку, поставила рядом свечу
(надо бы две, но она до смерти боялась чужого глаза, привлеченного светом,
сквозившим из баньки!) и два красивых серебряных стаканчика с вином да два
ломтя пирога. Ничего, кроме этого, раздобыть Марине не удалось: ключи от
буфетов и шкафов с хорошей посудой тетка самолично носила на поясе.
А вдруг жениху не понравится угощение? Вдруг ей сужден
царский сын, к примеру!
Очень хотелось перекреститься, как перед началом всякого
дела, однако же никак было нельзя. Зажав на всякий случай руки меж коленок,
Марина поглубже вздохнула – и проговорила заветные слова:
– Суженый мой, ряженый, приди ко мне вечерять!
Собственный голос показался Марине до того дрожащим и
жалобным, что она рассердилась. По счастью, заклинание следовало произнести
трижды. В другой раз голос звучал уверенней, ну а в третий и вовсе хорошо
вышло:
– Суженый мой, ряженый, приди ко мне вечерять!
Она уставилась в зеркало так пристально, что заслезились
глаза.
А там ничего не было, кроме дрожащей свечи и бледного
девичьего лица. Глаза казались темными и глубокими, и Марина, с невольной
завистью к своему отражению, подумала, что вот кабы и на самом деле были у нее
такие загадочные глаза, может, и не сидела бы она сейчас в баньке, гадая,
грядет ей свадьба или нет: небось само собой уже кто-нибудь к ней присватался
бы. Хотя… где б он увидал Марину, жених богоданный? На балах она бывает
годом-родом, да и одета так, что уж лучше таиться в уголке, не танцуя, избегая
приглашений, чтобы некий учтиво-насмешливый кавалер не вытащил на всеобщее
обозрение мятые фижмы и вышедший из моды роброн. Богатейшая невеста губернии
выглядела наибеднейшей приживалкою, и это продлится еще год. Только год… целый
год! Ах, кабы и впрямь подеваться куда-нибудь на этот год, а потом, ко дню
своего двадцатилетия, заявиться к тетке с дядькою, небось уже потирающим руки в
предвкушении часа, когда состояние безвестно сгинувшей племянницы к этим жадным
рукам прилипнет! Но куда скрыться? Удариться в бега, подобно опозоренной
дворовой девке? Настигнут, схватят, приволокут назад… У Марины ведь ни денег на
путешествие, ни места, где можно притаиться, нет.
Горячая слезинка побежала по захолодевшей щеке, и ее
прикосновение заставило Марину очнуться. Ну вот, за своими печальными мыслями
она опять забыла, зачем здесь сидит! Тупо глядится в зеркало, думая о своем, а
ведь сказано, не раз было в девичьей сказано: только о нем, неведомом и
желанном, думать, только его призывать! И она вновь забормотала, стискивая
ворот полушубка:
– Суженый мой, ряженый…
Горло вдруг перехватило. Отражение свечи заметалось,
забилось, как если бы его коснулось резкое дыхание ветра… или чье-то чужое
дыхание. Марина зажмурилась от страха, а когда открыла глаза, едва не свалилась
с лавки, увидев в зеркале рядом с собой незнакомое лицо, глядящее на нее с
удивленной улыбкою.
* * *
Рука сама взлетела для крестного знамения, и пальцы уже
сложились щепотью, но брови на незнакомом лице укоризненно сдвинулись, и Марина
спохватилась, что видение от креста исчезнет, как и от молитвы. Рука безвольно
упала на колени, и Марина уже не сводила глаз с лица незнакомца, жадно
разглядывая каждую его черточку.
У него были русые брови, одна из которых низко лежала над
глазом, а другая была изогнута резким насмешливым углом. Глаза его тоже
казались темными, и это на миг разочаровало Марину, которой больше нравились
голубоглазые да сероглазые. И рот у него был какой-то переменчивый – то
улыбчивый, то недобро поджатый, как бы скрывающий насмешку. Худые впалые щеки,
резко очерченный нос, сильный подбородок.
Марина затаила дыхание. Незнакомец с его худым лицом,
дерзкими глазами и насмешливым ртом не отличался особенной красотой. Однако
было в его настойчивом взгляде нечто, заставившее сердце Марины затрепетать, а
губы – невнятно прошептать новое заклинание:
– Люб ты мне, суженый-ряженый, а потому выйди в мир божий
хоть на час, хоть на минуточку!
И она замерла в ожидании: сбудется? Нет?
Сбылось! Лицо в зеркале заколебалось, а потом Марина ощутила
движение за спиной.
Oна обернулась – так резко, что едва не слетела с лавки,
ладно что он успел схватить ее за плечи и поддержать.
Марина даже спасибо не нашлась сказать – глядела на него не
отрываясь, словно отведи она взор – и незнакомец исчезнет. Она даже накрыла
ладонями его руки на своих плечах, чтобы удержать его. С той поры, как призрак
выходил из зеркала, нельзя было ни слова молвить. Однако как же его пригласить
к столу? Затем Марине следует сделать две совершенно необходимые вещи, из коих
первая – выяснить, не черт ли к ней припожаловал, подслушав девичьи мечты и
приняв облик пригожего молодца. Для сего предстояло как-нибудь исхитриться и
заглянуть ему за спину: не вьется ли хвост? – а потом разглядеть ноги: не
с копытами ли? Ну а ежели удастся убедиться, что перед ней подлинно человек, а
не дьявол, надобно улучить миг и выкрасть какую-нибудь вещь, ему принадлежащую:
гребешок, или платок, или зеркальце – любую мелочь, которая будет как магнитом
притягивать суженого к суженой и не даст ему избежать предначертанного.
Марина робко улыбнулась – и тут же незнакомец улыбнулся в
ответ. Это была обольстительно-развязная улыбка, и сердце Марины громко,
тревожно стукнуло. Видать, ее суженый малый не промах, и Марине в будущем
придется присматривать за ним в оба. Пока же она рассмотрела только, что глаза
его оказались вовсе не черными, а совсем светлыми, серыми или голубыми.
Они стояли, схватившись друг за друга, и рассматривали друг
друга, и улыбались. И вдруг он заговорил…
У Марины громко застучало сердце. Она ожидала, конечно, что
призраки будут изъясняться не по-русски, а на каком-то своем, неизвестном
наречии, и в первую минуту все, что он говорил, показалось ей сущей
тарабарщиной, однако уже через миг ей с изумлением открылся смысл этих речей!
Она понимала речь призраков! Пытаясь успокоить ее, он употреблял самые
галантные и учтивые выражения. У Марины все мысли пришли в смятение от слов, им
сказанных: она-де, красавица неописуемая, с первого взгляда ему пришлась по
сердцу, и как же он счастлив, что ветер странствий занес его нынче ночью на
огонек одинокой свечи, столь таинственно мерцавшей во мраке!..
