Он не помнил, как очутился на дворе, однако прошло, верно,
какое-то время, прежде чем студеные объятия метели вернули ему утраченное
соображение. Схватился за голову. Ох, бурная выдалась нынче рождественская
ночь! Обесчещенная девушка, убитый… Десмонд скомкал в пригоршне снег, прижал к
левому виску, в котором резко пульсировала боль. Сразу стало легче, в голове
прояснилось. Он уже осмысленным взором попытался пронизать круговерть мыслей,
зная одно: что бы ни оставил он за своей спиной, надо поскорее отыскать Олега,
возок, быстрых коней, которые унесут его прочь отсюда. Десмонду случалось
проливать чужую кровь; но одно дело – встать с врагом лицом к лицу, и совсем
другое – прикончить кого-то из-за угла.
Правда, он защищал девушку… честь прекрасной дамы, если так
можно выразиться. Странствующий рыцарь, защитник угнетенных!.. Сэр Ланселот!
Пустое дело: гордиться сэру Ланселоту совершенно нечем. Нет, скорее прочь,
прочь отсюда! Но куда идти? И он ахнул, увидев огненный промельк впереди, за
белой завесою метели. Нелепая мысль, что это все демоны преисподней несутся в
адских вихрях за его грешною душою, пришла, конечно, но тут же была унесена
порывом ветра. Да никакие это не адские вихри мятутся – это искры летят,
гонимые порывом ветра! Искры из печной трубы!
Одно из двух: или где-то рядом изба, или… сердце Десмонда
радостно забилось – или Олег догадался растопить сильный огонь в печи,
обогревающей возок, такой сильный, чтобы искры летели из трубы. Опьяненный
радостью, вмиг забывший обо всем на свете, Десмонд ринулся на этот маяк. Он не
пробежал и двадцати шагов, как с двух сторон вцепились в него чьи-то руки, и
два голоса, один, отрочески звонкий и счастливый, – Олега, другой,
надтреснутый от страха, – кучера, завопили хором:
– Нашелся! Живой! Слава те, господи!
Вот уж воистину…
Что посеешь, то и пожнешь
– Я говорю вам, сэр, что человек, подобный вам, никогда не
ступит на палубу моего корабля!
– А я говорю вам, сэр, что я уплатил за сие путешествие
преизрядные деньги, и вы не вправе лишить меня моей каюты!
– Деньги! Пфуй! Ваши деньги!.. Вы, мистер рабовладелец,
можете в одну минуту получить их назад, дайте только мне время сходить за ними
в каюту! – И капитан сделал движение повернуться и отправиться прочь –
очевидно, туда, где на береговом рейде виднелось небольшое судно.
– Послушайте, сэр! – воззвал Десмонд в отчаянии. –
Вы не можете так поступить со мной! Ну что я такого совершил?! Я был в стране,
где законы совсем иные, чем у нас, – и я принужден был жить по ее законам.
Вы были когда-нибудь в России?
Капитан всем своим молодым, гладко выбритым лицом показал,
что сама мысль о такой возможности приводит его в содрогание.
– Тогда как же вы можете судить? Это дикая азиатская страна,
совершенный Восток, где обычаи – истинные деспоты. Например, русское
гостеприимство! Ежели хозяин угостит тебя вином и ты не пьешь до дна, тебя
могут вызвать на дуэль, ибо хозяин сочтет себя оскорбленным. Ежели за обедом
оставляешь какое-нибудь блюдо нетронутым, хозяин вызывает повара – и на твоих
глазах рубит ему голову: по его мнению, гость оскорблен дурным качеством пищи!
В светлых глазах капитана появилось мечтательное выражение.
Он оглянулся на корабль и пробормотал:
– Сей обычай я полагаю вполне разумным и совсем не прочь
ввести его в обиход!
Десмонд деликатно сдержал улыбку и поспешил закрепить
завоеванные позиции, на шаг придвинувшись к берегу. Однако маневры его были
тотчас пресечены капитаном, который вскричал:
– Шутки шутками, но все это – жестокое варварство,
порожденное рабством. Знаете ли вы, сэр, что о прошлый год мне предлагали баснословные
деньги за провоз живого товара? Я совершал рейс к берегам Испании, и там некий
господин, которого я устыжусь назвать англичанином, один из этой дикой
американской нации, предложил мне сказочные условия, ежели я соглашусь
загрузить свои трюмы африканскими рабами. Надо ли говорить, как я поступил?..
Десмонд поджал губы, потому что его так и подмывало
ответить, что он не вполне дурак. Перед ним было достаточно побитое штормами
судно для каботажного плавания
[9],
и даже переход из Кале в Дувр был для него
тяжеловат. Ну можно ли представить сей корабль посреди океана, по пути из
Африки в Новую Англию? Да никогда в жизни!
Разумеется, он смолчал и даже нашел в себе силы сокрушенно
покачать головой. Капитан мог воспринять это как выражение сочувствия, но
Десмонд был сокрушен искренне. Дело его, кажется, безнадежно зашло в тупик.
Неужто придется возвращаться в трактир, снова снимать комнаты для ночлега,
снова терпеть эту двусмысленность, вдобавок каждую минуту ожидая окрика за
спиной:
– Месье Рене (или Этьен, Оливье, Дени)? Неужели это вы? Mon
Dieu, какая неожиданная удача!
Под этими именами Десмонд жил во Франции. И он отнюдь не
обольщался расхожим мнением о том, что французы легкомысленны и созданы лишь
для романов и романсов. Можно было не сомневаться: повстречай он кого-то из
тех, кому встал поперек дороги, спасая сторонников несчастного Людовика XVII, у
французов хватит ума схватить его и отправить в Париж, где гильотина по нему
плачет уже более года. Нет, надо немедленно убираться из Кале! Здесь его жизнь
в непрестанной опасности.
Сказать, что ли, об этом капитану? Нет, этому противнику
деспотии принципы дороже всего на свете! Стоп… а нельзя ли сыграть на этих
принципах?
Капитан тем временем, наскучив их беседою, сделал движение к
шлюпке, куда уже погрузились остальные пассажиры и теперь выражали явное
нетерпение.
