Однако и Кащей Бессмертный не избежал гибели.
В другой русской сказке солдат загнал Смерть в волшебную котомку, пригрозил утопить ее в болоте, и, чтобы освободиться, Смерть пообещала ему тридцать лет жизни. Прошли годы, она снова явилась за солдатом, но он обманом завлек ее в гроб, захлопнул крышку, сбросил гроб в реку, и течение унесло его в море.
"Много годов прошло, а Смерть всё носит по морю. Народ живет припеваючи, солдата славит".
Джонатан Свифт, из книги "Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера" (1726 год). Знаменитый путешественник посетил также остров Лаггнегг, где жили бессмертные струльдбруги, и отметил в путевых заметках:
"Собеседник сказал мне, что время от времени, впрочем очень редко, у кого-нибудь из лаггнежцев рождается ребенок с круглым красным пятнышком на лбу… Это служит верным признаком, что такой ребенок никогда не умрет… В восхищении я воскликнул: Счастливая нация, где каждый рождающийся ребенок имеет шанс стать бессмертным!.."
Гулливер размечтался о том, какие возможности появятся у него, стань он бессмертным, каких добьется успехов в изучении наук и искусств, затмив всех своей ученостью. "С течением времени я привык бы относиться равнодушно к смерти друзей и не без удовольствия смотрел бы на их потомков, вроде того, как мы любуемся ежегодной сменой гвоздик и тюльпанов в нашем саду, нисколько не сокрушаясь о тех, что увяли в прошлое лето".
Собеседник разъяснил Гулливеру, что придуманный им бессмертный "образ жизни безрассуден и нелеп, предполагая вечную молодость, здоровье и силу… Но здесь, на острове Лаггнегге, нет этой бешеной жажды жизни, ибо у всех перед глазами пример долголетия – струльдбруги…
Почти до тридцатилетнего возраста они ничем не отличаются от остальных людей; затем становятся мало-помалу мрачными и угрюмыми, и меланхолия их возрастает до восьмидесяти лет… По достижении этого возраста, который считается здесь пределом человеческой жизни, они не только подвергаются всем недугам и слабостям, свойственным прочим старикам, но бывают еще подавлены страшной перспективой влачить такое существование вечно…
При виде похорон они ропщут и жалуются, что для них нет надежды достичь тихой пристани, в которой находят покой другие… В девяносто лет у струльдбругов выпадают зубы и волосы; в этом возрасте они перестают различать вкус пищи, едят и пьют всё, что попадается под руку, без всякого удовольствия и аппетита. Болезни, которым они подвержены, продолжаются без усиления и ослабления. В разговоре они забывают названия самых обыденных вещей и имена людей, даже ближайших друзей и родственников…
Они не способны развлекаться чтением, их память не удерживает начала фразы, когда они доходят до ее конца; поэтому они лишены единственного доступного им развлечения… Рождение каждого из струльдбругов служит дурным предзнаменованием…"
И далее, из записок Гулливера: "Читатель легко поверит, что после всего увиденного и услышанного мое горячее желание быть бессмертным значительно поостыло".
АВТОР НЕДОУМЕВАЕТ
А что же Вечный жид? Не струльдбруги, выдуманные писателем, не Кащей Бессмертный из сказки и не бездушный глиняный чурбан, а бессмертный странник из мифов и легенд?
Путь его долог.
Путь бесконечен.
И если поверить, что он действительно существовал, не пришел ли Агасфер в двадцатый век, не стал ли вместе с другими евреями узником Бухенвальда или Треблинки, жертвой "окончательного решения еврейского вопроса", который осуществляли нацисты?
И если он вечен, этот Вечный жид, не выжил ли он и в лагере смерти, чтобы поведать миру о страданиях народа?
Всеволод Иванов, из рассказа "Агасфер" (Москва военной поры, лето 1944 года):
"Это был человек среднего роста с тонкой и длинной головой. Он дышал тяжело и пошатывался от усталости и, может быть, истощения… Платье на нем словно распухло и похоже было на волокно гнилой и растрепанной временем веревки. Платье хранило название, но не предназначение. Пахло от него прелым; плохо пахло…"
Вечный жид сказал герою рассказа: "Я космополит и не прописан нигде… Я даже сидел в гитлеровском концлагере, правда, недолго. Мне ведь нельзя задерживаться на одном месте. Я иду".
Во все века уходили евреи.
Уходили, никуда не придя. Приходили, чтобы уйти снова. Оставались на время, уходили навсегда. Потому что приходить было некуда.
Даже те, кто оставался, уходили во снах.
Ушедшие – во снах возвращались.
Они брели по миру – Агасферы, "вечные жиды", везде неприкаянные и везде нежеланные, прилепляясь корнями к очередной земле, рожая на ней детей, закрывая глаза старикам, оставляя на пути родные могилы.
В восемнадцатом веке, почти за двести лет до нацистских лагерей смерти, странствовали по городам и местечкам Украины и Польши два брата, рабби Зуся и рабби Элимелех, распространяя среди евреев хасидское учение.
Однажды они заночевали в маленьком городке возле Кракова, но внезапно почувствовали беспокойство, ими овладело неудержимое желание как можно скорее покинуть то место. И хотя было уже темно, они немедленно ушли оттуда и провели ночь в дороге.
Название этого городка – Освенцим.
Добавления, без которых не обойтись
Вечножители иных народов – было их немало, но назовем лишь некоторых.
Красавец Ганимед из греческой мифологии, сын нимфы и царя Трои. Пас отцовские стада на склонах гор, но спустился на землю Зевс в образе орла и вознес Ганимеда на Олимп. Ему даровали вечную юность, и он стал виночерпием на пирах богов, подавая им нектар и амброзию.
Лукиан, греческий писатель второго века новой эры. В его "Диалогах" Зевс говорит Ганимеду: "Ты не будешь больше человеком, а сделаешься бессмертным, звезда одного с тобой имени засияет на небе, – одним словом, тебя ждет полное блаженство". (Ганимед – так назван один из четырех спутников Юпитера, обнаруженных Галилеем в 1610 году.)
Борис Пастернак:
Я рос. Меня, как Ганимеда,
Несли ненастья, сны несли.
Как крылья, отрастали беды
И отделяли от земли…
Эндимион – тоже из греческой мифологии. Отличался необыкновенной красотой, а потому пожелал навеки уснуть, чтобы оставаться юным и бессмертным, – Зевс погрузил его в глубокий вечный сон.
Великан Амирани – герой грузинского эпоса. Обладал неутомимостью волка и силой двенадцати пар быков; обучил людей добыванию огня и обработке металлов, боролся с богами, за что они приковали его – подобно Прометею – к скале. Орел клюет печень Амирани, верная его собака лижет цепь, чтобы ее истончить и освободить хозяина, но появляются кузнецы и укрепляют цепь.
Абрскил – герой абхазского эпоса, которого верховный бог приказал приковать с конем к железному столбу. Век за веком Абрскил расшатывает столб, но когда он почти освобождается, на столб садится крохотная трясогузка. Абрскил замахивается на нее молотом, птичка улетает, а молот ударяет по вершине столба и вгоняет его в землю еще глубже.
