– Мой фарт тебе не перешибить, – уверенно ответил Дымшиц.
– Не перешибить соплю оглоблей, – Кондрат презрительно сплюнул через плечо. – Давай сдавай, фраерман. Поглядим, сколько тебе отпущено трепыхаться.
– Сергей Лексеич, он же вас нарочно заводит! – догадался Андрюша. – Ему не деньги, ему акции нужны!
– А? – осклабился Кондрат. – Что ты на это скажешь?
Дымшиц вернул Андрюше давешний брезгливый взгляд.
– Я всегда был о вас невысокого мнения, Андрей Владимирович. Однако ж не подозревал, что вы способны говорить о присутствующих в третьем лице.
– Ты знаешь правила не хуже меня, – добавил он, обращаясь к Кондрату. После этих пятидесяти тысяч – если ты их проиграешь, конечно, – ты волен выйти из игры в любой момент. Дело, разумеется, не в деньгах. Я это сразу сказал, с самого начала. Дело в принципе.
– Сдавай, – велел Кондрат, темнея лицом. – А ты бы отсел подальше, посоветовал он Андрюше. – Не люблю, когда дышат в ухо.
Охрана, одуревшая от подкидного, бросила карты и наблюдала за игрой издали. Пятьдесят тысяч перелетали от Кондрата к Дымшицу шелестящими стайками, но дело было действительно не в деньгах: Дымшиц давил Кондрата, высасывал из Кондрата авторитет, это чувствовал не только сидевший рядом Андрюша, но и охрана. Минут за сорок вор проигрался в нуль и, не сбавляя темпа, кинул на стол ключи от «лендровера».
– Тридцать тысяч.
– Десять, – сказал Дымшиц.
– Пятнадцать.
– Десять, – повторил Дымшиц. – Тачка крутая, но на плохом счету у милиции.
– А кто постарался?!. А-а, что с тобой говорить… Играем!
«Лендровер» ушел со свистом. Под занавес Кондрату мигнул редкостный фарт: пришли три шестерки и тут же, через кон, трынка с тузом, но Дымшиц падал без боя, проигрывая мелочь – потом одним махом, на двадцати очках против семнадцати, отыграл все.
– Ладно, – сказал Кондрат, срывая с шеи здоровенную золотую цепь. – Три штуки.
– Тысяча, – оценил Дымшиц, прикидывая цепь на ладони.
– С тобой разгонишься… – Кондрат задумался, с прищуром засмотрелся на Дымшица и процедил: – Ой смотри у меня, исполнительный… Давай другую колоду.
Дымшиц отмел отыгранные карты, встал за другой колодой – Кондрат тем временем нагнулся, достал кейс с акциями и щелкнул замками.
– Это никак, Сергей Лексеич, невозможно! – взвизгнул Андрюша, вскочил и потянулся за кейсом – Дымшицу показалось, что Кондрат всего лишь передернул плечом, но непонятная сила швырнула Андрюшу в кресло и вместе с креслом проволокла почти до охранников. Очки Андрюши совершенно отдельно запрыгали по столу на выход, но были уловлены людьми Петровича и водружены на место.
– Там и сиди, – приказал Кондрат, а лбам своим пояснил: – Будет вякать или типа вздыхать, хвататься за голову – бейте по шее.
Он открыл кейс, достал верхнюю папку и показал Дымшицу:
– Ты этого хотел, да? Вот она. Сто штук, и ни бакса меньше.
– Тридцать.
– Сто – или я встаю.
– Было очень, очень приятно провести с вами время, – изумительно глумливым басом пророкотал Дымшиц, откидываясь в кресле. – Я получил глубокое удовлетворение… Тридцать пять – только из чувства глубокой признательности…
– С огнем играешь, Дымшиц, – предупредил вор, швыряя папку на стол. – Гони сорок штук и заткни свою бородатую пасть… Понял?
… Июльская ночь истаяла, нежный рассвет воплотился в жаркое утро, а в кабинете у Дымшица резались в трынку – да что там резались! резали без ножа долгопрудненского авторитета Кондрата. Он проигрывал безнадежно, непоправимо, повышал ставки – и проигрывал окончательно. Еще два раза меняли колоды – не помогало. Два раза еще Андрюша, рискуя шеей, рыдаючи умолял Кондрата опомниться, – потом замолчал, сообразив, что и с половиной, и с четвертью пакета возвращаться им некуда – а не было уже ни половины, ни четверти. Под шумок опаленный невезухой Кондрат заныкал в рукав туза – заныкал чисто – но чертов цыган, перетасовав колоду, насторожился, взвесил в ладони и не постеснялся затеять пересчет картам: похоже, что не хватает, пояснил он. Пришлось скинуть туза в доллары, потом нечаянно обнаружить. Он был цыганом, вот в чем загвоздка, цыганским отродьем с жидовской примесью – угораздило же вляпаться в эдакое! – но об этом раньше надо было думать, раньше! а теперь поздно. Теперь, блин, можно было не думать совсем.
– А что ты мне пел, что ты не катала? – опомнился Кондрат минут через десять после эпизода с тузом.
Дымшиц резонно отвечал, что каталы не руководят концернами и не горбятся с утра до вечера в кабинетах…
– Да ты за всю жизнь столько не заработал, сколько в этом траханном кабинете со вчерашнего вечера! – попрекнул Кондрат, с ненавистью озирая ихние кабинеты.
– Это точно, – жестко подтвердил Тимофей Михайлович. – Другой такой игры у меня не будет.
– А на хрена другая такая? Такой и одной хватит по гроб жизни, – неприятно как-то ввернул Кондрат и, не дотрагиваясь до сданных Дымшицем карт, объявил:
– Пять штук втемную.
Дымшиц, заломив бровь, отсчитал десять тысяч в банк – против игры втемную ставки удваивались – и выиграл с тузом против девятки.
К половине одиннадцатого утра Кондрат потерял все, кроме увесистой золотой цепи, которую вертел пращой, задумчиво оценивая ситуацию. Андрюша в трансе бессонными глазами смотрел на них издали. Охрана, ближе к финалу, подобралась и смотрела бодро.
– Теперь можно и хряпнуть, – решил Кондрат.
Они подняли стаканы и сдвинули их впервые за ночь.
– Твое здоровье, Кондрат.
– И твое, борода.
– А ты ничего, Дымшиц, – выпив, признал Кондрат. – И водку пьянствовать, и играть будь здоров… А этого друга твоего – это не я. Не подумай, что оправдываюсь, только Христом Богом Спасителем нашим клянусь – не я.
– Конечно, не ты, – Дымшиц даже удивился слегка. – Ты ж тогда в Бутырках сидел!
– Вот именно. Притом по вашей подставе.
– Вот уж не по моей, – Дымшиц усмехнулся. – Я об этом ни сном, ни духом, честное слово.
Кондрат кивнул, повертел свою цепь, подумал.
– А игру мы с тобой сыграли знатную. Вот ради такой игры и живут орлы вроде нас с тобой – верно, Андрюха? Что молчишь, гаденыш – язык отсох? Кондрат то ли закаркал, то ли заклекотал. – Хотел вора Кондрата употребить? На, сука, подотрись! – Он швырнул в Андрюшу картами, но они рассыпались, не долетев.
– За мной ответная игра, Дымшиц, – предупредил он. – Не знаю, когда и где, потому как пощипал ты меня, орла лианозовского, сноровисто и со знанием дела, но одну игру ты мне должен, помни, не забывай.
