Аллейн потянул ее руку к губам.
Наступила полная тишина. Все, что он когда-либо чувствовал: нервная дрожь и трепет предвкушения, глубокая скорбь и мелкие неприятности, величайшая радость и крохотные удовольствия, – все лишь предвосхищало этот момент, когда ее рука таяла как воск в тепле его губ. Аллейн склонился над ней. По-прежнему прижимая ее руку к губам, словно талисман, он пробормотал:
– У нас все получится. Клянусь, что получится. Не может быть, чтобы я один это чувствовал. Трой?
– Не сейчас, – прошептала Трой. – Остановитесь. Прошу вас.
– Нет.
– Пожалуйста!
Он взял ее лицо в ладони и крепко поцеловал в губы, чувствуя, как она пробуждается от его поцелуя. Потом отпустил ее.
– И не думайте, что я стану просить прощения, – сказал Аллейн. – Вы не имеете права вот так взять и похоронить все это. Вы чересчур разборчивы, моя дорогая. Я – тот, кто вам нужен, и вы это знаете.
Они молча смотрели друг на друга.
– Вот то, что требовалось, – прибавил Аллейн. – Самоуверенный самец.
– Самоуверенный индюк, – нетвердым голосом вымолвила Трой.
– Да, да, я знаю. Но во всяком случае, вам это не показалось невыносимым. Трой, ради всего святого, неужели мы не можем быть честны друг с другом? Когда я целовал вас, вы вспыхнули, как пламя. Мог ли я представить себе это?
– Нет.
– Словно все ваше тело кричало, что вы меня любите. Как же мне после этого не быть самоуверенным?
– Как же мне не содрогаться?
Когда он увидел, что она действительно потрясена, его вдруг захлестнула нестерпимая волна сочувствия.
– Простите. Простите, – пробормотал он.
– Позвольте мне сейчас уйти, – проговорила Трой. – Мне надо подумать. Я постараюсь быть честной. Уверяю вас, мне не верилось, что я могла бы вас полюбить. Меня всегда приводило в негодование, что, когда бы мы ни встречались, вы так настойчиво утверждали свои чувства. Я не понимаю физической любви. Не знаю, как с ней быть. Я напугана, и это факт.
– Вам надо идти. Я поймаю такси. Подождите минутку.
Он выбежал и остановил такси. Когда вернулся, Трой стояла перед камином, держа в руке свою шапочку и выглядела маленькой и потерянной. Он принес ей пальто и бережно накинул на плечи.
– Я проявила слабость, – сказала Трой. – Согласившись прийти, я думала, что смогу держаться спокойно и равнодушно. Вы выглядели таким усталым и задерганным, почему было не доставить вам удовольствие? А теперь видите, что получилось?
– Небеса разверзлись, и звезды упали на землю. Я чувствую себя так, словно за последний час обежал вокруг земли. А теперь вы должны покинуть меня.
Он проводил ее до такси. Закрывая дверцу машины, Аллейн сказал:
– Ваш самый преданный самоуверенный индюк.
Аллейн командует парадом
Когда Аллейн вошел в кабинет помощника комиссара, часы пробили без четверти девять.
– Приветствую, Рори.
– Добрый вечер, сэр.
– Как вы, без сомнения, заметили своим наметанным глазом, мой секретарь отсутствует. Так что можете сойти с официальной ноги. Садитесь и раскуривайте трубку.
– Спасибо, – сказал Аллейн.
– Немного нервничаете?
– Немного. Я буду выглядеть отъявленным ослом, если они окажутся не на высоте.
– Бесспорно. Это крупное дело, старший инспектор.
– Разве я не понимаю, сэр!
– Кто пойдет первым?
– Сэр Герберт и леди Каррадос.
– А кто-нибудь уже приехал?
– Все, кроме Димитри. Фокс рассадил их по разным комнатам. В своем кабинете, в моем, в приемной и в комнате регистрации арестованных. Как только явится Димитри, Фокс придет и доложит.
– Хорошо. А тем временем еще раз повторим план действий.
И они стали повторять план действий.
– Что ж, – произнес помощник комиссара, – рискованно, но может сработать. Мое мнение: все зависит от того, как вы за них возьметесь.
– Благодарю вас, сэр, за эти ободряющие слова, – мрачно сказал Аллейн.
Часы в кабинете пробили девять. Аллейн выбил трубку. Послышался негромкий стук в дверь, и вошел Фокс.
– Мы все готовы, сэр, – сказал он.
– Хорошо, Фокс. Проводи их сюда.
Фокс вышел. Аллейн бросил взгляд на два стула, установленные под центральным освещением, а затем – на помощника комиссара, неподвижно сидящего в полумраке, за лампой с зеленым абажуром. Сам Аллейн встал перед каминной полкой.
– Сцена готова, – послышался негромкий голос из-за зеленой лампы. – А теперь: занавес поднимается.
Наступила короткая тишина, а потом опять дверь отворилась.
– Сэр Герберт и леди Каррадос, сэр.
Они вошли. Аллейн двинулся им навстречу, приветствовал в официальном тоне, затем представил помощнику комиссара. Манера Каррадоса, в которой тот он обменивался с ним рукопожатием, представляла собой любопытное сочетание снисходительности вице-короля и стойкости раннехристианского мученика.
Помощник комиссара был тверд с гостями:
– Добрый вечер, леди Каррадос. Добрый вечер, сэр Герберт. Принимая во внимание полученные нами новые данные, мы со старшим полицейским инспектором Аллейном решили пригласить вас сюда. Поскольку дело находится в компетенции мистера Аллейна, я предоставляю вести беседу ему. Присаживайтесь, пожалуйста.
Они сели. Свет от лампы над головой бил им в лица, создавая темные тени под глазами и скулами. Обе головы повернулись к Аллейну.
– Большая часть того, что я собираюсь сказать, адресована вам, сэр Герберт, – начал он.
– В самом деле? – сказал Каррадос. – Что ж, Аллейн, по-моему, я уже говорил вам вчера, что мое единственное стремление – помочь прояснить это проклятое дело. Как хозяин дома, принимавший лорда Роберта в ту роковую ночь…
– Да, мы вполне понимаем, сэр. Ваше отношение дает основания надеяться, что вы поймете или, во всяком случае, извините, если я повторю что-то из старого, а также открою новую страницу. Сегодня я могу сообщить вам, что мы прошли по очень странному следу, позволившему нам сделать некоторые поразительные открытия.
Каррадос повел глазами – но не головой – в сторону жены, однако ничего не сказал.
– У нас есть основания полагать, – продолжал Аллейн, – что убийство лорда Роберта Госпелла – следствие шантажа. Вы что-то сказали, сэр?
– Нет. Нет! Я не понимаю, я отказываюсь постичь…
– Надеюсь, вскоре мне удастся прояснить мои слова. Пока же скажу, что по причинам, в которые сейчас незачем вдаваться, связь между убийством и шантажом приводит нас к двум возможным выводам. Либо лорд Роберт сам был шантажистом и был убит одной из своих жертв или тем, кто желал защитить жертву…
