Наталья чмокнула Огурцова в щечку и, крикнув водителя, уехала. Огурцов немного постоял у подъезда и медленно поплелся к себе. В квартире обнаружился мирно похрапывающий жених. Спирта же в банке заметно поубавилось. Наверное, пролил нечаянно?
— Силен Перчина! — сказал Огурцов, болтая банку. Но все равно через пару часов можно с ним говорить… «А я еще успею поспать это время», — подумал Огурцов и, глянув на часы, сказал вслух:
— Я не только не против, я всеми руками «за»! И если Наталья под фамилией Неделина была приличной язвой, то когда она станет Перцевой — язва станет еще и перцово-жгучей.
— Сволочь ты, Огурец, — вдруг пробормотал Перцев. — Все светлое и самое лучшее всегда извратить норовишь. Одно слово — трупорез, — и, повернувшись на другой бок, захрапел.
— Спи, спи жених! Я тоже вздремну.
Однако проспал он не больше часа, ибо ровно в шесть утра его разбудил телефонный звонок. Взяв трубку, он услышал:
— Алло, Дима, извини, но… Дима, я, кажется, знаю, кто у нас труп.
— И кто же? Неужели его пальчики нашептали?
— Нет, криминалист пальцы катать утром в морге будет. А ты вспомни, кто несколько лет назад был с такими же пулевыми ранениями, и сопоставь то дело с этим трупом, а? В восемь утра встретимся у тебя в морге и кое-что посмотрим. Я думаю, и без эксперта-криминалиста установим, кто это. — И отключилась.
Огурцов снова лег, закрыл глаза и затих, однако заснуть так и не смог.
— …Ну ее с этими трупами… несколько лет назад?.. С пулевыми… — И вдруг, отбросив одеяло, сел. Игнатов!!! Но ему же дали восемь лет — и так низший предел, и срок еще не кончился. Значит, это не может быть он. А может, и вправду Игнатов!!! Неужели Игнатов???
Вот эти мысли, воспоминания о «том деле» так толком и не дали больше заснуть Огурцову. Окончательно поднявшись в восьмом часу, он быстро собрался и, попив чаю, пошел на работу, благо путь до нее занимал не более пятнадцати минут не самым быстрым шагом, однако Огурцов прибыл за неполные десять минут. Доктор Перцев остался дома и даже ногой не дрыгнул, когда Огурцов попытался его разбудить.
Подойдя к отделению судмедэкспертизы, он увидел автомобиль Неделиной, из которого тут же выскочила и она сама:
— Ну чего ты как беременный таракан — еле передвигаешься? Я уже заждалась тебя…
— Заждалась она! Ох, мадам, ветреная вы особа, оказывается! Давеча она про Перцева мне все уши прожужжала: мол, люблю… женимся, а теперь, видите ли, меня заждалась. Ты уж определись, с кем ты, а?
Следователь Неделина мечтательно улыбнулась и, приподняв свой увесистый чемоданчик, сказала:
— По башке бы тебя, трепача, треснуть, да парочку раз, но нельзя, — с сожалением сказала добрая тетя следователь, — живым пока нужен. Пошли быстрей.
— Да пошли! А чего ты так торопишься-то? Кстати, что за идея тебя посетила?
Наталья остановилась:
— А самому подумать и вспомнить не судьба? Все подсказку ждешь?
Огурцов тоже остановился и, не открывая входной двери, на пару-тройку секунд задумался, а потом сказал:
— Ты имеешь в виду обнаруженные…
— Да! — ликующе вскрикнула следователь. — Именно!!! И если мы найдем сейчас то же самое у этого… пока неизвестного, то что скажем?
— Если найдем, то однозначно скажем, что это Игнатов!
— …И также скажем, кто его убил! Пошли скорее! Дверь, дверь открой, — с нетерпением сказала Наталья.
И вот, надев халаты, они идут в холодильник, вот с помощью санитара осматривают одежду трупа, снимают ее и…
— Ну вот! Что я говорила! И здесь нашли! Так кто это? — ликующе спросила следователь.
— Да, это Игнатов, без сомнения он, — задумчиво ответил Огурцов. — И теперь это можно сказать со всей определенностью, несмотря на пулевые ранения лица.
— И значит, его убил?..
— Доктор, доктор! — воскликнула вбежавшая в холодильник лаборантка Евгения Ивановна. — Там пришел Игнатов! Ну, отец. Требует, чтобы ему немедленно показали убитого сына.
Глава 3
Пока Игорек Игнатов учился в школе и жил в их городке, он был вполне нормальным пареньком — в меру драчливым, в меру хулиганистым. Неплохо играл в хоккей, а когда открылась секция вольной борьбы, Игорь стал регулярно тренироваться и там. Вскоре тренер стал его выделять среди других учеников как одного из самых способных. Ну, что еще? Да! Он всегда стремился к справедливости и в каких-то конфликтах защищал слабого, за что ему неоднократно «прилетало» во время боев за справедливость. И частенько он приходил домой то с подбитым глазом, то разбитой губой. И учился Игорь неплохо — школу закончил с серебряной медалью. И получил он ее не потому, что его папа Георгий Генрихович Игнатов был председателем районного суда, а потому, что действительно эту медаль заслужил. Ну, или почти заслужил. По крайней мере, в медали ничего удивительного не было: учился Игорек действительно неплохо. И тому, что по окончании школы он поступил на первый курс университета, никто не удивился. И в универе он начал тоже хорошо… но до четвертого курса. Тогда, на летних каникулах, Игорь съездил в составе делегации молодежи во Францию, в Париж! Правда, тут надо честно сказать: для того чтоб Игорь попал в Париж, Георгий Генрихович слегка подсуетился. А уж как и чем он суетился, никому не ведомо было. Вот после прогулок по ночному Парижу, после посещения домиков с красными фонариками над входом, в которых жили веселые, красивые и доступные девушки, он стал другим. Нет, нет! Игорь во всем остальном остался все таким же, но он стал — как это принято теперь говорить — сексуально озабоченным, а попросту бабником. У него исчезли все другие интересы за исключением одного — женщины! Он не мог пропустить ни одной понравившейся ему юбки, особенно если ее носила доступная к таким утехам женщина. Вскоре об «успехах» сына на этом поприще прознал папа и поговорил с ним — раз… другой. Толку от этих разговоров не было. Дальше — больше. Когда «мальчик Игореша» был на зимних каникулах, по городку пополз слушок о связи Игорька с его же учительницей математики. Причем слухи эти были нехорошими. Поговаривали, что Игореша взял учительницу силой — по крайней мере, несколько дней та ходила заплаканная, а Игорь своим дружкам стал проповедовать тезис, что все бабы… и гнусно-глумливо смеялся. Вскоре учительница уволилась и уехала. Вот тогда-то Георгий Генрихович, будучи мужчиной суровым и решительным, круто поговорил с сыночком. После этого разговора Игорь на некоторое время притих. Большей частью сидел дома и читал книги. А потом уехал защищать диплом, и все вернулось на круги своя: доступные красотки, рестораны и вино. Впрочем, старых учебных наработок Игорю хватило, и диплом он защитил довольно легко. А вот когда летом он приехал с этим дипломом к отцу, и произошло то, что рано или поздно должно было случиться: Игорек влюбился! И влюбился, как говорится, в простую девочку «с нашего двора». Была она, как и все девочки последнего выпускного класса, мила и хороша. Она не была красавицей в классическом понимании этого слова, но юность, свежесть, непорочность, непосредственность и одновременно то особое состояние души девочки, когда она еще полуребенок, но уже начинает сознавать свою взрослость и чисто женскую привлекательность, а также понимать — ну а порой уже и использовать — ту силу, что дана женщинам природой и которой покоряются самые сильные мужчины. Вот наш Игорек и покорился. Поначалу он и сам думал, что это именно та любовь, про которую писали в книгах русские классики. В общем, сначала было все как всегда. И гуляния под луной далеко за полночь, и поцелуи — сначала робкие, затем все более и более откровенные, но вот дальше? Дальше девочка вольностей и излишеств не допускала. И постепенно Игорек стал недоумевать и даже обижаться. Как так? Ведь он любит ее, он хочет жениться на ней. И закралась мысль, что она его просто-напросто не любит. Ведь сколько девчонок хоть сейчас готовы исполнить любое его желание. Еще бы! Ведь Игорек считался очень завидным женихом: папа председатель суда, а значит, и деньги, и роскошный дом под названием коттедж. Да и сам Игореша, с помощью папы, конечно, устраивается на «хлебное» место в одной из нефтяных компаний. Чего уж с таким-то парнем кочевряжиться. Однако девочка была не из таких и сказала как отрезала: только после свадьбы! После такого заявления они дня три не виделись, а потом Игорь, хватанув коньячку, встретил Алену и стал ей совать за вырез платья купюры, приговаривая что-то вроде:
