— Чего это вы, ребята? Другого времени не нашли?
— Так мы к операции готовимся, — ответил хирург, а Генка, выдохнув воздух и смахнув слезу, пояснил:
— Предпер… предоперационная подготовка!.. Тебе налить?
— Ну вас к черту! Лев Николаевич, тебе ж оперировать!
— Знаю… я капельку… здоровье поправить, да и для уверенности в руках. — И снова набулькал мензурки. Генка поднял свою и взялся за хлеб. Однако хирург, отобрав кусок, сказал:
— Так! Закуска мне, а тебе, пациент, нельзя, желудок должен быть пустым, а то стошнит на операции!
— Ты смотри, как бы его раньше не стошнило, — снова встрял Огурцов. Собутыльники — простите, врач и пациент — переглянулись, ругнули его и, чтоб не мешал, выставили из ординаторской, где уже без помех продолжили подготовку к оперативному лечению.
В ординаторскую Огурцов вернулся, когда к операции уже все было готово и доктор с пациентом выходили в коридор.
— Слушай, Гена, — говорил хирург, — давай операцию под местной анестезией сделаем? А то ты уже… того… анестезиолог будет ругаться. А под новокаинчиком… раз, и готово!
— Давай, — согласился пациент, — где он, наливай!
Был Генка уже весьма хорош и, выходя из кабинета, чувствительно влепился в косяк. Узрев Огурцова, он сказал:
— Ты… это! Если что!.. Проследи, чтоб машина сыну осталась… ик! Ладно? — И они, покачиваясь и приобняв друг друга — для большей устойчивости, надо полагать, — направились в операционную. Огурцов с тревогой глядел им вслед… Случай был сложным!
Подходя к двери операционной, Генка вдруг грянул во всю ивановскую:
Дрожи, буржуй, настал твой смертный час,
Против тебе весь белый свет поднялси…
Он засмеялси, улыбнулси, все цепи разорвал
И за свободу бьется как герой…
В дверях палат стояли «ходячие» больные и с улыбками наблюдали за происходящим…
В операционном блоке Генку увели на операционный стол, а пьяненький хирург, пошатываясь, мылся, переодевался в стерильное, сыпав при этом сомнительными остротами и прибаутками. Ну а затем дежурный врач увидел чудо! Порог операционной переступил весьма «поддатенький» мужчина, что хорошо было видно и неискушенному человеку, а к операционному столу подошел совершенно трезвый, уверенный в себе и своих действиях Хирург. Движения его были точными, команды короткими, четкими, и Огурцов даже залюбовался, глядя на скупые и выверенные движения его рук! Вот что значит профессионал!
Операция, как и ожидалось, прошла успешно. Ведь не зря они к ней так тщательно готовились! Утром Огурцов зашел проведать страдальца. Лицо его было серо-зеленым и очень печальным.
— Что, Гена, тяжело? Больно?
— Да уж!
— Ну ничего, потерпи. К вечеру полегчает… Может, обезболивающее уколоть?
— Да при чем тут «потерпи»? Какая, к черту, боль? У меня башка раскалывается от вчерашнего спирта. Вот дурак-то, — добавил он, а потом, улыбнувшись, сказал: — Меня там, в операционной, все-таки стало тошнить, а потом и рвота началась. Видел бы ты, какой фонтан разведенного спирта из меня хлынул! Лева сначала ругался, а потом скомандовал, чтоб меня укололи. — Генка, придерживая руками живот, тихонько засмеялся и добавил: — Я, прежде чем отрубиться, еще успел услышать, как операционная сестра с возмущением сказала: «Это не операционная, а какой-то спиртогонный завод»…
— Так, больной… Как самочувствие? — вдруг со стороны двери раздался голос, и в палату зашел Лев Николаевич — бодрый, свеженький и румяный. Он довольно потирал свои пухлые ручки, а карман его халата подозрительно вздулся, заметно оттягивая вниз полу. Лечение, похоже, продолжалось…
Две жизни
Глава 1. Попутчик
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой, —
словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Иосиф Бродский
Купе было пустым. Лишь лежащий на нижней полке одинокий, но довольно объемистый чемоданчик да стоящие на столике бутылки с минералкой и пепси говорили о попутчике. Доктор Огурцов неторопливо обустроился, посидел на своей полочке и вышел в коридор. Там почти никого не было. Вагон в путь отправлялся полупустым, и заметной суеты, столь характерной для близкого отправления, не наблюдалось. В опущенные окна вагона врывался теплый ветерок, а яркое весеннее солнце подчеркивало почти идеальную чистоту вагона. Перрон тоже не поражал многолюдьем. У входа в наш вагон две женщины давали какие-то наставления отъезжающему. Одна из них — маленькая, светленькая, с милым, но неброским лицом. Нет, не серая мышка, но такая… обыкновенная. Другая же… Другая женщина была из тех, вслед которым всегда оборачиваются мужчины: высокая жгучая брюнетка с очень правильными, выразительными чертами смугловатого лица и великолепной стройной фигурой — тип классической испанки. Еще немного постояв у окна, разглядывая… перрон, доктор ушел в купе. Ехать предстояло больше суток, и поэтому он рассчитывал после весьма напряженной работы хорошенько отоспаться в поезде. Вскоре вагоны довольно резко дернулись, и перрон медленно поплыл назад, а еще через пару минут в купе зашел попутчик — именно тот, с которым прощались женщины. Это был мужчина примерно моего возраста. Вся его фигура — широкие плечи, мощная шея — выдавала человека, не понаслышке знакомого со спортом. Это впечатление не портил даже хорошо наметившийся животик. Довольно же резкие черты лица не совсем гармонировали с мягкой, доброй и даже немного виноватой улыбкой. Два попутчика, естественно, познакомились и, к общему удивлению, оказались не просто тезками, а двойными: оба не только оказались Дмитрии, но оба еще были Ивановичами. Это попутчиков как-то морально сблизило, и они и не заметили, как городские окраины остались позади, а поезд, разогнавшись, покатил по полям-перелескам.
* * *
— Ну что, — спросил Дмитрий, — не будем нарушать освященные классиками традиции? — и стал выставлять на столик разнообразные баночки, сверточки, пластиковые контейнеры. По купе тут же разлились такие замысловатые ароматы разной вкуснятины, что Огурцов — сытый, в общем-то, человек — непроизвольно и нервно сглотнул слюну!
— Да, пожалуй, вы правы, — согласился он, доставая в свою очередь бутылочку коньяка, что утром он втихаря от супруги затолкал в свой чемодан. Однако попутчик, увидев ее, замахал руками:
— Ни-ни! Спрячьте… У меня тут есть кое-что получше, — и достал здоровенную бутылку без этикетки.
— Это жена делала! — с гордостью сказал он. — Настойка… домашняя… Попробуйте — не пожалеете! Класс! — продолжал он выкладывать, развертывать и открывать.
— Ну, — разлив темно-красное содержимое бутылки по маленьким пластиковым стаканчикам, произнес он, — чтоб дорога была спокойной, а настроение — хорошим!
