— Вам плохо, больной?
— Нет, нет, все хорошо. Я с женой разговариваю.
Медсестра с доктором переглянулись, и Перцев с пониманием сказал:
— Ну, коль так, то поговорите… Только негромко. — И они вышли.
— Ты, Галочка, приглядывай за ним. Потихоньку, ненавязчиво, а я схожу в морг пока.
— Место ему присмотреть, да? — хихикнула медсестра.
— Дура! — злобно сказал Перцев. — Еще раз такое от тебя услышу…
А больной, отпив из кружки сока, снова заговорил:
— А я же помню, как ты мне сказала: «Хоть напоследок порадуюсь, а то и так вся жизнь прошла с импотентом!» — и засмеялась. Ты, Лина, тогда не поняла, что была на волосок от смерти: я уже бритвой хотел тебя по шее полоснуть, и тогда бы для нас все кончилось одновременно. Дочь остановила. Вернее, не дочь, а мысли о том, что с ней будет, когда ты умрешь. Я-то ведь тоже не собирался жить. А потом ты заболела, стала худеть, высохла совсем — как я сейчас. А помнишь, ты мне сказала: «Не радуйся, я тебя заберу к себе, быстро заберу»? И захохотала, да так страшно — будто ведьма в кино. А потом, оборвав смех, издевательски сказала: «Ведь я без тебя никуда, милый!»
А весной ты умерла. И мы с дочерью остались одни. Сейчас ей двадцать лет, и ей придется жить одной. И в том, что я ухожу, — виновата ты. И в том, что наша дочурка осталась одна, — виновата ты.
Сказав это, он закашлялся и, когда кашель прекратился, вдруг отчетливо услышал:
— А ты — весь в белом и ни в чем не виноват, да?
Геннадий закрутил головой, но в палате никого так и не увидел.
— Кто же это сказал, кто сказал? — повторял он, напряженно всматриваясь в легкий полумрак углов палаты, но там никого так и не было.
* * *
Холодный осенний ветер со снежком заставил доктора Огурцова добежать до отделения как никогда быстро и нигде не задерживаясь, однако в отделении его ждали два следователя — срочно проконсультироваться о тяжести телесных повреждений. Эти консультации, хоть и с поверхностным, но изучением историй болезней и рентгеновских снимков, заняли почти полчаса, и за это время на кухоньке вскипела вода в чайнике, а Елена Георгиевна заварила чай.
— Тебе, Иваныч, как всегда? Или для сугрева?.. — кивнула она головой на сейф.
— Нет, просто чай, мне еще на суд идти сегодня, — грея ладони горячей кружкой, ответил Огурцов.
— Ну, как он? — вновь спросила Елена. В этот момент открылась дверь и вошел терапевт Перцев А.С. Снял куртку, сел на диван к батарее и сказал:
— Безнадежен. Неделя — вот сколько ему осталось. И это по самым оптимистичным предположениям! А сейчас лежит, сам с собою разговаривает и улыбается.
— Это он со своей Линой говорит, — задумчиво сказала медрегистратор. — Для него перегородка между жизнью и не жизнью стала тонкой, очень тонкой — вот он и слышит ее… — И тихо добавила: — Значит, действительно недолго осталось.
После этих слов наступила гнетущая тишина, изредка прерываемая звуками «пития» горячего чая.
— Вот так жизнь и пролетела. Была любовь — и нет ее, была семья — и нет ее. Ничего не осталось, лишь одна девчонка без средств и…
— …И нам придется ей помогать, — вставил Перчик, — хотим мы этого или нет, ибо больше некому. — И вновь в комнате наступила тишина.
— А налей, тетя Лена, нам с Димкой спиртику, а?
— Чего вдруг? Вон у Иваныча коньяк есть.
— Не… давай спирт — как тогда. Ты как, Димыч? — обращаясь к Огурцову, спросил Перцев.
— А-а-а, ладно — по капельке можно. Как тогда, в начале девяностых, — за Генкино здоровье!
Однако не успели они даже разлить, как заявилась Неделина и немедленно устроила скандал.
— Ага, заключение ты мне во сколько обещал сделать — в десять утра! А сейчас сколько? Одиннадцать! Они пьют спирт, а заключения нет! — чуть не плача, проговорила Неделина.
— Наталья, у тебя что — «дни»? Ты чего разоралась? Лена, отдай ей ее заключение и пусть валит…
— Прости, Дима, просто я сильно расстроилась. Сейчас встретила Ксюху — дочку Лины и этого козла…
— Ну-ка, ну-ка?.. — заинтересованно спросил Перчик. — Мы как раз рассуждали о них. А, ты же вроде училась с Линой. Как думаешь, почему их такая пламенная любовь пересохла, а? И кто виноват? Оба или…
— …А спирт ваш вонючий я пить не буду, — сказала она, увидев, что Перчик наливает ей из большущей бутыли прозрачную жидкость.
— Леночка, будьте так добры, накапайте даме грамм триста коньячку.
— Ты что, Дима, совсем охренел? Ровно в десять раз меньше… вот так. — И, приподняв рюмку, задумчиво спросила: — Кто виноват, спрашиваете? А как вы думаете — кто, если муж постоянно контролирует каждый шаг жены, ежедневно требует отчета о потраченных деньгах и задает постоянные вопросы: «Почему поздно пришла? А почему?.. А зачем?.. А к кому?..» И так из года в год. Даже — пардон — про трусы спрашивал. Мол, почему с утра одни были, а сейчас другие?
— Да ну, врешь, поди?
— И ничего не вру. Вы сами же про него говорили: зануда…
— Ага, — с задумчивым видом согласился Перцев, — причем упорный зануда.
— Он был человек, у которого по любому жизненному вопросу было два мнения — его и неправильное. И никто его переубедить не смог. Так и с его опухолью. Не шел к онкологу до последнего — ходил к бабке-знахарке, и никто ему втемяшить не мог обратного.
— А в общем, хватит, — сказал доктор Огурцов, — мы это и так знаем. Давайте выпьем за Ксюху, за их дочь. Пусть ей в жизни повезет немного больше, чем ее родителям.
* * *
Умер Геннадий ночью, вероятно, под самое утро, ибо, когда его обнаружили, — а это было в шесть часов утра, — тело было еще совсем теплым. Глаза были открыты и смотрели как живые. На губах застыла легкая, как бы нерешительная, улыбка, будто он кому-то говорил:
— Здравствуй! Мы снова вместе…
Встреча с Астафьевым
Все промелькнет и струйкой неустанной
Бесчисленных песчинок поглотится,
И, времени случайная частица,
Как время зыбкий, я за ними кану.
Х.Л. Борхес
Однажды поздней осенью врача-судмедэксперта Огурцова занесло на очередную учебу по специальности в Город — а что поделать, время подоспело! Отучившись с недельку, Огурцов заскучал, ибо со всеми друзьями повстречались, все новости и сплетни обсудили, а также слегка отпраздновали встречу. Поэтому, когда его вызвал начальник Бюро и предложил съездить с другим экспертом на эксгумацию в районный центр, расположенный примерно в 150 км от Города, Огурцов согласился — все какое-то разнообразие в нудном потоке лекций и все тех же «учебных» вскрытий. И не просто согласился, а даже обрадовался этому предложению! Ведь ехать в райцентр надо было через Овсянку — деревню, где был похоронен Виктор Петрович Астафьев, и Огурцов — заядлый книгочей и почитатель творчества великого земляка — давно хотел побывать на могилке Писателя и поклониться его праху. А тут такой случай — грех отказаться!
