— Вон он пусть вам дает все, что нужно. — Лиза обиженно выпятила подбородок в сторону Петруся. — А то вдруг у меня в саквояже пистоль!
— Да нету там никакого пистоля, — с примирительной улыбкой проговорил красавчик, указывая на вещи, вываленные на стол. — Возьмите аусвайс, батюшка.
Отец Игнатий открыл документ и какое-то время поглядывал то на фотографию, то на Лизу, словно сличая их. Лиза даже забеспокоилась, не придет ли фанатичному старику мысль просто-напросто загримировать ее под его погибшую внучку. Но тут никаких шансов не было, конечно. Если фигуры у них и в самом деле были очень похожи — обе стройные, длинноногие, узкобедрые и пышногрудые, — то треугольное, нежное личико Лизочки никак не напоминало широковатое, с высокими скулами, с крепким, маленьким, круглым подбородком, большеглазое лицо Лизы. Кроме того, Лизочка свои длинные светло-русые волосы укладывала валиком надо лбом, а волосы Лизы были темнее и гораздо короче, едва достигали плеч, вились сами собой и не поддавались никакой прическе-укладке.
Лиза вдруг вспомнила любимую книжку детства — «Три толстяка» Юрия Олеши, роскошное издание с картинками. Она обожала эту книжку и знала ее почти наизусть. Хорошо было Суок — она как две капли воды походила на куклу наследника Тутти. Вернее, кукла походила на нее. Поэтому замена куклы девочкой произошла самым естественным образом. Странно, почему-то Суок была единственной «разведчицей», которая вспомнилась сейчас Лизе. А впрочем, других она и не знала, вот разве что про Мату Хари слышала.
— М-да… — вздохнул печально отец Игнатий. — Жаль, не останется у меня ее фотографии, но делать нечего.
С этими словами он подошел к книжному шкафу, достал из него пузырек с чернилами — и щедро плеснул на аусвайс. Фиолетовые потеки закрыли лицо Лизочки…
Петрусь и Лиза ахнули в один голос.
— Тряпку принесите — с полу чернила подтереть, а то не отскребем потом, — будничным тоном скомандовал отец Игнатий. — Теперь с таким документом никуда, нужно новый оформлять. Завтра же пойду на поклон к фрау Эмме. У нее знакомства в городской управе, бургомистр на нее не надышится. Она поможет! А ты пока дома сиди, — обернулся он к Лизе. — Без аусвайса на улицу выходить — смерти подобно. А завтра отправимся к фрау Эмме вместе. Я за тобой зайду часов в девять, будь готова.
— Так вы разве не здесь живете? — удивилась Лиза. — Квартира ваша вроде.
— Мы с Петрусем живем там же, где ломбард, — пояснил старик. — Тут жила одна Лизочка. А теперь ты будешь жить. И не вздумай бежать! — глянул он предостерегающе, словно прочитав тайные мысли Лизы. — И сама погибнешь, и нас погубишь. Петрусь будет за домом присматривать.
«Не за домом, а за мной», — хотела ехидно уточнить Лиза, но не стала. Зачем говорить о том, что и так ясно?
Не слишком ли много они на себя берут? А, ладно. Так сказать, я от Регины ушла, от Фомичева ушла, от Баскакова ушла, а от тебя, дедуля, и подавно уйду!
Но на ночь глядя ничего не получится. Ночь придется провести здесь. Но уж утром…
Главное, не проспать и ускользнуть как можно раньше!
* * *
МЛИн было аббревиатурой с двойным дном. Сначала к человеку, которого она обозначала, Алёна относилась именно так, что иначе как матерных ассоциаций он у нее не вызывал. Отсюда и появилось сие словечко. Потом между Алёной и «МЛИном» установился невооруженный нейтралитет, а затем пришла душевная дружба. Вот именно — душевная, поскольку обе стороны ее старательно скрывали (наверное, из чистого суеверия, а может, из гордости). Они оба знали друг другу настоящую цену и друг друга весьма уважали, но внешне отношения продолжали оставаться неприязненными. Человеку, который слушал бы их разговор со стороны, могло показаться, будто Алёна и Муравьев Лев Иванович (МЛИн) терпеть друг друга не могут. Именно так подумала и Марина, когда слушала довольно наглую беседу своей приятельницы с начальником городского следственного управления. Мобильный телефон Алёны изрядно резонировал, так что все детали разговора становились, не побоимся такого определения, достоянием гласности.
— Лев Иванович? Добрый день. Алёна Дмитриева вас беспокоит.
— Здравствуйте, Елена Дмитриевна. — Муравьев называл ее только так, по ее настоящему имени, никогда не употребляя псевдонима. — Можете не представляться. Кстати, мой телефон всегда сообщает, что батарея на исходе, когда определяется ваш номер.
— Значит, нужно вовремя батарею подзаряжать, только и всего. Но вы не беспокойтесь, Лев Иванович, я ни вас, ни вашу батарею перенапрягать не стану. У меня один вопрос: нельзя ли по линии автоинспекции выяснить, кому может принадлежать серый «Ниссан», у которого в номере две двойки?
Некоторое время царило молчание, потом построжавший голос Льва Ивановича осторожно спросил:
— А что там с тем «Ниссаном»?
— Да ничего. Но почему вы так странно спрашиваете?
— Я имею в виду, водитель жив еще?
— Пока да, — сухо ответила Алёна. — Лев Иванович, я знаю, у вас чувство юмора на моей персоне давно заточено, однако дело может быть серьезным, поскольку связано с похищением людей. Сообщите мне номер «Ниссана» и владельца, а я скажу вам, что там случилось.
— В милицию обращались? — светски поинтересовался Муравьев.
— Само собой, — вздохнула Алёна. — Иначе не звонила бы вам. Вы, как всегда, моя последняя надежда.
— И отрада, — буркнул Муравьев. — Но вы понимаете, сколько серых «Ниссанов» с двумя дойками в номере я сейчас вам выдам? Замучаетесь записывать!
— Не замучаюсь, — обнадежила Алёна. — Вы, главное, выдайте.
— Ждите, — буркнул Муравьев. — Не отключайтесь. Две минуты.
Алёна выразительно прищелкнула пальцами, и Марина подсунула ей лист бумаги и ручку. «Пинцет, скальпель…» — подумала наша героиня, усмехнувшись ситуации и вспомнив старый анекдот.
В трубке заиграла музыка ожидания. Причем весьма противная и пронзительная музыка, так и сверлившая ухо, и Алёна поморщилась, отстранив от него трубку и одновременно думая, что произойдет, если Лев Иванович станет выяснять номер дольше трех минут. Она же, как всегда, забыла положить на счет денежки. Интересно, телефончик отключится до конца разговора или после? Но вот честное слово, после беседы с Муравьевым Алёна немедленно кинется к ближнему терминалу и скормит в его равнодушную и ненасытную пасть пару-тройку сотен рублей!
Музыка, сверлившая слух, вдруг оборвалась, и Алёна перепугалась, что это означает конец связи, однако тут же в трубке раздался голос Муравьева:
— Елена Дмитриевна, тут компетентные товарищи интересуются: двойки подряд или перемежались другой цифрой?
— Подряд, подряд, — закивала Алёна, а в ее прихотливом воображении возникли два лебедя с гордо изогнутыми шеями, плывущие по зеленой воде большого красивого озера. Возникла также в памяти школьная тетрадка, исписанная довольно корявым почерком, а на развороте оценки — две раздраженные двойки подряд. В самом деле, правду говорят, что нет ничего более причудливого и необъяснимого, чем наши ассоциации!
