Мужчина мгновенно потерял ко мне интерес, оживился, замахал
руками, — автомобиль затормозил прямо у лавочки, на которой я сидела. И глазом
моргнуть не успела, как двое рабочих сняли с кузова симпатичный трехстворчатый
шифоньер с зеркальными дверцами, украшенными резьбой.
“Испанская мебель! Какая прелесть!” — невольно восхитилась
я.
Шкаф сняли и поставили напротив лавочки, на которой все еще
сидела я. Мужчина заметался вокруг (увы!, не меня, а шкафа) вскрикивая:
— Красота! Красота!
Я смотрела на него с осуждением, которого он не замечал.
— Куда? — флегматично поинтересовались рабочие.
— На девятый этаж! — оживился мужчина. — Осторожно! Не
поцарапайте!
Шкаф медленно потащили мимо меня. Пользуясь предоставившейся
возможностью, я глянула на себя в дверное испанское зеркало и не захотела
верить глазам: мятая, усталая, и бог знает еще какая!
Я ужаснулась: “Неужели эта старая драная кошка я? Боже, на
что же тогда смотрел мужчина?”
Впрочем, он уже смотрел только на шифоньер. Когда же
шифоньер скрылся в недрах подъезда, с кузова был снят туалетный столик и
абсолютно прелестное зеркало, украшенное резьбой.
“Если сейчас вытащат кровать, прямо на нее рухну и усну,
такая навалилась на меня сонливость и усталость в связи с газировкой и
пирожными,” — подумала я, но кровать не появилась.
Точнее появилась кровать в разобранном виде — мимо протащили
длиннющие коробки.
Пока заносили мебель, мужчина без устали суетился, то
исчезая в подъезде, то возвращаясь обратно. Время от времени он поглядывал и на
меня, но я-то знала уже на кого похожа и от этого только расстраивалась.
Наконец, выгрузив мебель, рабочие закрыли кузов, мужчина
отслюнявил им несколько купюр и, бросив на меня последний взгляд, скрылся в
подъезде, а я осталась на лавочке, растеряно глядя на свои пыльные босоножки.
Из подвального окошка вылез потрясающе шелудивый организм:
то ли кот, то ли крыса, то ли маленькая собачонка.
Меня передернуло от отвращения.
Организм уселся на крыльцо и начал яростно выкусывать блох,
почесываясь и издавая страдальческие звуки. Покончив с этим делом, он
облегченно вздохнул, устроился у моих ног и замуркал, не оставляя уже сомнений
в своем происхождении.
“Кот, — подумала я. — Паршивый кот. Скоро и я буду такая же:
без дома, без друзей, без здоровья, без внешности.”
Паршивый кот вдруг без всякой причины проникся ко мне нежной
благодарностью и, не прекращая мурлыкать, принялся тереться о мои ноги. Он был
так отвратителен, что у меня не хватило духу его прогнать. Кот ласкался о мои
ноги, а я переполнялась горестными мыслями.
“Вот, повезло какой-то дурочке, — думала я. — Такой милый,
такой спортивный мужчина… Ах, высокий и симпатичный! А заботливый какой! Он
покупает спальный гарнитур, привозит его домой, на девятый этаж затаскивает,
волнуется: “Не поцарапайте! Не поцарапайте!”
Наверняка все это делает не для себя, и наверняка дурочка не
скажет ему спасибо — запилит еще: “Зеркало не то, кровать не та!” Конечно,
разве я ценила любовь своего мужа? А заботу его? А его доброту?
Казалось, вечно так будет. А теперь я никому не нужна. Даже
кот, этот паршивый кот почуял во мне родственную душу. О чем это говорит? О
том, что мне пришел конец!”
Мысль была так мучительна, что я зашлась от жалости к себе.
“Эта дурочка! Чем она лучше меня? Наверняка моложе, но если
мы встанем рядом у зеркала, разница будет едва заметна — никто не заметит на
мне наростов лет.
И все же обидно, что любая семнадцатилетняя свиристелка
может считать меня ходячей древностью, антиквариатом, историей, а ведь я для
нее опасней ровесницы: опыта накопилось столько, что и делиться уже пора бы.
Однако, не хочется еще делиться, пока еще хочется этим
опытом пользоваться…
И не мне одной хочется пользоваться накопленным опытом. Вот
Юлька, подружка моя, взяла и отбила у меня мужа, а ведь она меня не моложе.
А что это я тут сижу, горюю? Немытая, нечесаная? Почему не
иду в салон?”
Перед глазами встало лицо Владимира Владимировича, и я сразу
подумала: “Раздухарилась я что-то, а ведь сцапают меня в салоне. Да фиг там!
Как же, сцапают! Они, бедные, сейчас рвутся на части, и салон последнее место
где меня станут искать. Нет у них такого количества сотрудников, чтобы все
места моего возможного появления перекрыть. Уж я постаралась, энергично жила.
Все же хорошо, что у меня так много интересов, склонностей, привычек,
увлечений, знакомых, друзей и соседей. Хватит работы на всю ФСБ.”
Глава 14
Я отправилась в салон. Мой стилист — Колька Косой, сын
Маруськиной соседки, этой чокнутой Тайки костлявой из пятой квартиры со второго
этажа, которая завела себе пса, хотя и самой-то жить негде, так квартира ее
мала, а пес большущий — гадит в три раза больше, чем ест сама Тайка, и это в то
время, когда…
Ой, как много скопилось во мне информации, и вся она жаждет
выхода! Невозможно с этим бороться!
Короче, Колька Косой, сын Тайки, мой стилист, встретил меня
с распростертыми объятиями. По его поведению я сразу поняла, что Владимир
Владимирович пока еще не успел просветить мой салон какой я опасный преступник.
Поняла и почувствовала себя значительно уверенней.
После сауны и массажа плохие мысли ушли так далеко, что я
даже начала подумывать не позвонить ли моей заполошной Тамарке.
“Нет, из салона не стоит звонить, — поразмыслив решила я. —
Сделаю макияж, прическу, переоденусь в костюмчик, купленный по пути в салон
(ах, что за прелесть! Особенно юбка! Так выгодно обтягивает мои пока еще
стройные бедра!), а потом, чтобы не рисковать, перед самым уходом, позвоню. Да,
точно, звонить надо перед самым уходом. Тамарка наверняка уже на полной
прослушке, — после нашего разговора Владимиру Владимировичу сразу станет ясно
откуда звонок, очень оперативно ворвутся сюда бравые ребята, а я сижу вся в
косметической маске и с бигуди на волосах.
Кошмар!!!
Полуодетая и беззащитная, даже достойного сопротивления
оказать не смогу. Все, точно, решено, позвоню перед самым уходом, а еще лучше,
раз уж плюнула я на фигуру, из салона сразу в ресторан заверну, что здесь
рядом, в двух шагах — пообедаю и уж потом оттуда и позвоню.”
Мысль о сытном обеде грела все то время, пока Колька
сооружал мне новую прическу — последний писк, квинтэссенция отвязности (боже, в
мои-то годы! Впрочем Колька и по сей день не подозревает сколько мне лет).
“Да-аа, вот так взять и плюнуть на диету и есть все подряд!
Все подряд!” — мечтала я. Очень грела эта мысль.
