Обернувшись, она увидела, куда он направляется.
– Не надо! Эли!
Они вместе вошли в набегавшую волну. Он поскользнулся на мокром песке, и они упали. Задыхаясь, Эйбра поднялась на ноги, и тут на нее накатала следующая волна и опять сбила с ног.
С диким хохотом Эли поднял ее.
– Хотел посмотреть, что получится.
– Ну и вот что получилось: мы промокли до нитки и можем простудиться.
Она убрала с лица волосы, с которых стекала вола. Радостная собака прыгала рядом с ними, Эйбра задумалась. О чем свидетельствует то, что из-за его глупого детского поступка ее раздражение и нервозность прошли, как будто их и не было?
– Дурачок!
– Русалка! – Он снова прижал ее к себе. – Именно на нее ты и похожа.
– У этой русалки есть ноги, которые в данный момент страшно замерзли и все облеплены песком.
– Ну, что ж, не беда. Нужно будет принять долгий горячий душ. – Схватив Эйбру за руку, он потащил ее на берег. – Я помогу тебе очиститься от песка. – Почувствовав сильный порыв ветра, он снова рассмеялся. – Боже! Какой холод! Пойдем домой, Барби!
Я увлечена им так же, как он был сегодня захвачен своей работой, подумала Эйбра. Просто легкое головокружение. Она вытряхнула песок из туфель, и они побежали по берегу.
Глава 24
Влетев в прихожую, Эйбра сорвала с себя насквозь промокшую куртку и хлюпающие от воды туфли.
– Замерзла, замерзла, замерзла! – твердила она, стуча зубами и сбрасывая мокрую одежду.
Эли, который тоже раздевался, на мгновение замер, засмотревшись на голую, мокрую и дрожащую Эйбру.
Он все еще боролся с прилипшими к телу джинсами, когда Эйбра выскользнула из комнаты.
– Подожди минутку! – Ему наконец-то удалось разделаться с джинсами и стянуть с себя трусы. Оставив все лежать кучей на полу в расплывавшейся луже морской воды, смешанной с песком, он бросился вдогонку за ней.
До него доносился голос Эйбры:
– Замерзла, о, как же я замерзла!
Он догнал ее, когда из душа уже полился первый поток горячей воды, сопровождавшийся громким воплем облегчения Эйбры.
– Тепло, тепло, тепло!
Она вскрикнула, когда Эли обхватил ее сзади.
– Не надо! Ты еще очень холодный.
– Скоро стану горячим.
Он повернул ее лицом, прижал к себе и схватил прядь волос. Припав губами к ее губам, почувствовал, как все его тело наполняется теплом. Ему хотелось ощутить ее всю – эту влажную кожу, эти стройные линии и соблазнительные изгибы и выпуклости. Ему хотелось слышать ее гортанный смех, звук дыхания. Теперь, когда они вместе стояли в потоке горячей воды, ее дрожь объяснялась возбуждением, предчувствием наслаждения. Ее руки скользили по его телу, слегка царапая ногтями, касаясь чувствительных мест. Они вместе снова и снова двигались по кругу под пульсирующим потоком воды. Ее губы жадным влажным поцелуем впились в его губы.
Как же ему хотелось сделать ее счастливой, навсегда стереть выражение тревоги, которое он увидел у нее на лице там, на берегу. Хотелось защитить от надвигающейся опасности, которую он предчувствовал всем своим существом. Опасности, которая, как ему теперь казалось, следует за ним повсюду, как тень.
Но здесь, по крайней мере, здесь и сейчас он ощущал лишь тепло, удовольствие и острое желание. Здесь и сейчас он готов был отдать ей все, что имел.
Эйбра прижалась к нему, и, когда он повернул ее лицом к себе, лаская ее тело, обхватила его одной рукой за шею, как будто для того, чтобы не дать ему уйти. Затем приподняла лицо навстречу потоку воды так, словно это были струи летнего дождя. Ее тело жаждало большего. Коснуться пальцами здесь, губами там. Он же, терпеливый и неумолимый, доводил ее вожделение до острой боли наслаждения.
Когда их губы снова встретились, он прижал ее к влажному кафелю и вошел в нее.
Медленно, очень медленно, поднимаясь, подобно невесомому облачку пара, и падая, подобно водопаду, он парил на влажных облаках наслаждения. Она вглядывалась сквозь туман горячего пара в его глаза. Где-то там, в их глубине, таится ответ на все вопросы, подумала она. Нужно просто принять то, что уже вошло в мою жизнь, и удержать то, чего так давно жаждало мое сердце.
Тебя, подумала она, полностью отдаваясь страсти. Я ждала тебя.
Когда Эйбра прижалась лицом к его плечу, одновременно с ним объятая дрожью высшего блаженства, она поняла, что любит его, любит по-настоящему.
Как будто растворившись в ней, Эли удерживал ее еще одно мгновение. Затем отвел голову Эйбры назад и легонько коснулся ее губ своими.
– Теперь на тебе нет никакого песка.
Она рассмеялась, и ее смех стал для него кульминацией счастья.
На кухне Эйбра пыталась сообразить что-то к ужину. Эли между тем разливал по бокалам вино.
– Мы можем просто сделать сандвичи, – предложил Эли.
– Не думаю, что это лучший вариант.
– Ты что, опять пытаешься пробудить во мне чувство вины за пропущенный обед?
– Нет, мне думается, что это ты уже осознал. – Она выложила на стол чеснок, помидоры «дамские пальчики» и большой брусок пармезана. – Я очень голодна и полагаю, что ты тоже. – Она взяла бокал с вином. – Спасибо. Но поскольку ты поднял тему пропущенного обеда, то просто обязан сказать мне, чем ты так увлекся.
– Я сегодня встречался со своим детективом.
– Да, ты мне говорил, что она должна была приехать. – Заинтригованная, Эйбра прервала изучение холодильника и повернулась к Эли. – И она якобы сообщила тебе что-то новое.
– Можно и так сказать. – Тут ему пришла в голову идея. – Минутку, – произнес он, подняв палец, – я хочу кое-что испробовать. Это займет всего пару минут.
Он прошел в библиотеку, взял нужную папку, извлек из нее фотографию Джастина Зюскинда. Затем, перейдя в кабинет, снял с нее копию на ксероксе, после чего закрыл глаза и попытался вспомнить портрет, сделанный в полиции по описаниям. Карандашом он удлинил волосы на копии снимка, немного затенил глаза. Он вовсе не считал себя Рембрандтом, и даже до Эстер Лэндон ему было далеко, но попробовать стоило.
Захватив с собой фотографию и ее копию и заглянув на обратном пути в библиотеку, чтобы взять папки и свои записи, Эли спустился вниз.
Когда он вернулся на кухню, Эйбра уже поставила две кастрюли на плиту, а на стол – длиннее блюдо с оливками, маринованными артишоками и красным перцем. В данный момент она нарезала чеснок.
– Как тебе все это удается? – спросил он, закидывая оливку в рот.
– Кухонная магия. Ну, что ты там такое принес?
– Папки, которые оставила детектив, – ее, кстати, зовут Шеррилин Берк, – заметки, которые я сам сделал. Она начала все с самого начала.
