– Какие вопросы, Танечка, берите, а о цене потом сговоримся.
Он объяснил мне, как производить подзарядку аккумуляторов.
– Хватает на двое суток непрерывной работы.
– Великолепно. Имея такую аппаратуру, Виктор Иванович, грешно не знать, что ваша соседка творила такого, за что ее могли убить.
– Ой, Таня, это совсем непонятная история. Дома она про свои дела никогда не говорила.
– А вы, значит, слушали ее иногда? – Я изобразила изумление.
Он немного засмущался, однако быстро взял себя в руки: уж кто, как не частные детективы, постоянно прибегает к подобным мерам. Виктор Иванович знал, что у меня-то точно нет морального права судить его.
– Да, было дело. Но ничего достойного внимания услышать не удалось. Одна музыка никчемная. То ли дело, к примеру, песенка про черного кота!
Виктор Иванович, невзирая на полное отсутствие музыкального слуха, запел:
Жил да был черный кот за углом,
И кота ненавидел весь дом…
У меня даже уши, пардон, в трубочку свернулись.
Наконец Виктор Иванович умолк и вновь наполнил «наперстки»:
– А давайте, Танечка, за успешное распутывание дела рванем?
От такого трудно было отказаться.
– С удовольствием.
Зажевав глоток бренди очередным яблоком, я поднялась. Все, что мне надо было узнать, я узнала. Теперь пора отправляться в тот самый дом, в тот самый подъезд.
– Танечка, разрешите мне помочь вам. Уж больно вы мне понравились.
– Спасибо, Виктор Иванович. Вряд ли вы сможете мне чем-то помочь.
– Ну, не скажите.
И он изложил свой план, простой, как все гениальное. Я только диву давалась: такой талант пропадает.
* * *
К тому дому мы пошли с ним пешком. Это оказалось совсем рядом.
Виктор Иванович кивком головы указал мне подъезд и остановился, а я направилась к своему любимому источнику информации: бабулькам, которые денно и мощно бдят, сидя на лавочке. Виктор Иванович отошел в сторонку, как было задумано.
Бабушки обозрели меня с ног до головы. Я вежливо поздоровалась с ними.
Внезапно из окна пятого этажа вылетела алюминиевая кружка и шмякнулась неподалеку от меня. На ногу мне брызнул кипяток. Я едва не завизжала от боли. На асфальте растеклась лужа. От нее еще шел пар. Старушки разом взвились. Одна из них закричала дурным голосом:
– Вот сволочи! Подонки! Это вы че ж творите? Управы на вас нету! Что ж вас господь-то не приберет? Хорошие люди мрут, как мухи, а этим – хоть бы что. Скоты поганые!
Другая кинулась ко мне:
– Больно, девушка?
– Есть немного. Я просто не ожидала.
Она осторожно потрогала место ожога:
– Давай-ка, милая, я тебе маслица облепихового принесу. Помажешь – враз как рукой снимет.
– Да нет, не надо. Спасибо большое. Так пройдет.
– А от них, паразитов, уж и не знаешь, чего ждать, – продолжала возмущаться старушка. – Уж сколько раз милицию вызывали, а толку никакого. Не хотят они с ними связываться. Может, платят они им, кто их знает. Это ж опять небось варили отраву свою, чтобы в вены запускать. Наркоманы у нас в этой квартире живут. Никакого спасу от них нет. Вот беда-то. Дети-то все видят. А у нас в подъезде в каждой квартире по ребенку. Беда прямо.
Что бог ни делает, все к лучшему. Как безвинно пострадавшая, я оказалась в центре внимания. Бабушки мне очень сочувствовали и наперебой предлагали свою помощь. Очень мне это было на руку.
– А это, случайно, не к ним старушка банки-то все носила? Вы не видели?
– Я видела, – сказала бабушка в белоснежном платочке и в очках с толстыми линзами. – Я завсегда поздно мусор-то выношу. А я живу тоже на пятом этаже. Открываю дверь, а она к ним звонит. У нас в подъезде-то темно, так я свет в прихожей и не выключаю, когда с мусором иду.
Во-от, открываю я, значит, дверь, а она к ним звонит, а потом стучит так по-чудному: «Тук-тук, тук-тук-тук». Мне аж интересно стало. Прямо как в кино про шпионов. Я, правда, только два раза ее видела. Еще удивилась тогда. Надо же, думаю, они жизнь свою задарма прожигают, а бабка им еще и пожрать носит. Сумка-то увесистая была. С едой, наверное. Я так подумала.
– А почему вы подумали, что в той сумке еда была?
– А че ж еще? Банки там были. И мне показалось, что с огурцами.
– Как же вы разглядели, если было темно?
– А у меня в прихожей лампочка-то яркая.
– Зачем она им их только носила? – вмешалась старушка, которая представилась мне Марией Ивановной. – Они вон то и дело огурцы в мусорку выбрасывают, а банки сдают. Зря только продукты переводила.
Так. Кое-что мне стало очень даже ясно. Но… При чем тут огурцы?
Я решила еще попытать бабулек. Даже свое липовое удостоверение им продемонстрировала, только попросила никому об этом не говорить.
– Да что ты, доченька! Если ты поможешь нам от них, иродов, избавиться, мы ж тебя век не забудем. Это ж не жизнь, а наказание в одном подъезде с такими-то оказаться.
– А кто живет этажом ниже их? – поинтересовалась я.
– А вот Мария Ивановна и живет, – старушка в белом платочке кивнула на свою соседку по лавочке.
– Мария Ивановна, вы согласитесь мне помочь?
* * *
Производственное совещание на лавочке прошло успешно, и теперь Мария Ивановна в сопровождении Виктора Ивановича и меня бодренько взбиралась по лестнице, даже про ноги больные забыла.
На четвертом этаже я остановилась. Тут будет мой наблюдательный пункт. Мне в этом мероприятии отведена очень даже скромная роль.
А старушка поднялась на пятый и забарабанила в дверь:
– Откройте немедленно, вы ж меня пролили! Весь потолок на кухне испортили!
За дверью молчали. Но старушку это ни капельки не смутило. Как она мне сама же и сказала, в этой квартире никогда не открывали дверь кому попало. Поэтому Мария Ивановна вдохновенно продолжала импровизировать:
– Я слесаря привела. Пусть ваши трубы проверит. Может, течет какая? Сколько ж мне терпеть можно? Не откроете – с милицией приду, окаянные!
Это возымело действие.
* * *
Через несколько минут мы спускались по лестнице, и невероятно довольный собой Виктор Иванович докладывал:
– Все, Танечка, тройник в розетке. Теперь вы можете их слушать, когда захотите, хоть из собственной квартиры. – Он протянул мне миниатюрный радиоприемник и наушники.
– Это уж вы лишку хватили. Переоцениваете, по-моему, возможности своего изобретения. Я ведь в центре города живу.
