«Конечно, ради того, чтобы добиться желаемого, он будет и не таким», – размышляла Мария, вновь оглядывая этого высокомерного воина с фигурой греческого бога.
– Не стоит переживать, – произнес Кеннет. – Я буду нежен.
Однако не нежности она хотела от него, она ждала нового прилива страсти – хотела почувствовать то, что чувствовала та леди в конюшне.
А Кеннет меж тем смотрел ей в глаза, и уголки его губ растягивались в дразнящей чувственной улыбке. Мария с сожалением смотрела на эти губы, которые минуту назад целовали ее, и наслаждалась их вкусом, оставшимся на языке. Она никогда не предполагала, что грех может быть столь приятен на вкус. Сейчас он казался ей пряным, с легким ароматом гвоздики.
– Вы же хотите… продолжения, – проговорил Кеннет. – Я знаю, что хотите. Просто скажите «да».
Мария молча смотрела на него, скованная греховностью своего желания. Она хотела и не решалась сказать слова, которые перевернут всю ее жизнь. Безотчетное ощущение неправильности происходившего не отпускало ее, но в чем была эта неправильность, она не знала.
И действительно, ведь она в свои двадцать шесть лет была одинока и уже три года вдовствовала. Пожалуй, единственное «неправильное» заключалось в том, что все прошедшие годы она не получала от мужа ни капли внимания. И Мария вдруг поймала себя на мысли, что это их странное уединение – ее единственный шанс испытать то, что она когда-то давно видела во сне, еще до того, как ее девичьи мечты были грубо разрушены мужем, никогда ее не желавшим и не любившим. А Кеннет, при всем своем высокомерии, мог дать ей это, причем – без всяких условий и обязательств с ее стороны.
К тому же… Ведь всего одна ночь страсти не могла стать таким уж большим грехом, не так ли?
Казалось, что Кеннет видел ее внутреннюю борьбу. Он протянул руку ей за спину и взял бутылку с вином, должно быть, стоявшую на столе.
– Выпейте, – посоветовал он. – Это расслабляет.
Мария сделала глоток – и едва не задохнулась. В бутылке оказалось не вино, а виски. Кеннет рассмеялся и убедил ее сделать еще глоток огненной жидкости. Затем бутылка перешла в руки Кеннета, и он также сделал несколько больших глотков. «Неужели ему тоже надо расслабиться?» – с удивлением подумала Мария.
И теперь глаза Кеннета засверкали. Вновь склонившись к ней, он положил ладони ей на бедра.
– Так скажи же «да»! – Его хрипловатый голос прозвучал словно карканье ворона, но Марии показалось, что так он звучал даже более привлекательно.
Она хотела ответить, хотела сказать это «да», – но не могла издать ни звука, даже вздохнуть не могла.
И тут вдруг что-то случилось, и она вздохнула полной грудью. Спустя мгновение Мария поняла, что это Кеннет поцеловал ее за ухом. И в тот же миг она почувствовала, что желание переполняет ее. А Кеннет уже ласкал ее шею и плечи…
Мария дрожала и стонала, не в силах защититься от ласковой, но столь решительной атаки.
– Скажите «да», – прошептал Кеннет.
– Да… Продолжайте же. Да… – прошептала она в ответ.
Глава 6
Едва это страстное «да» сорвалось с губ Марии, как Кеннет набросился на нее с утробным рычанием. Цепи страсти пали, и казалось, что теперь ничто его не сдерживало. Мария же вдруг подумала, что едва ли найдется лучшее доказательство искренности его желания.
Мария невольно застонала. Боже, как же он ласкал ее, как целовал! Ей вдруг подумалось, что обычный человек из плоти и крови просто не мог так ласкать. И казалось, что для такого огромного мускулистого мужчины губы у него были удивительно мягкими и теплыми.
Мария отвечала ему поцелуями, отвечала со всей бьющей через край страстью. С какой-то непонятной тоской в груди она начинала понимать, что отчаянно желает Кеннета – желает больше всего на свете, еще ей казалось, что она словно очнулась от тяжкого сна, проснулась – и возродилась к жизни. И Мария, смакуя этот новый вкус жизни, отдавалась новым чувствам – так отдаются волнам, заходя в море.
Мария чувствовала, как в стремительной гонке к чему-то неизведанному сердце галопом скачет в ее груди. Она хваталась за шею Кеннета, впивалась пальцами в гранит его плеч и таяла под жарким напором его ласк, раскрывалась перед ним, словно отданная на разграбление крепость.
Внезапно груди ее оказались крепко прижатыми к мускулистой груди Кеннета, и Мария громко застонала, наслаждаясь этим новым для нее ощущением, будившим в ней настоящую женственность и объяснявшим ей, каким должна быть мужественность. Большой и сильный, Кеннет словно был рожден для защиты слабых.
Хотя сейчас Мария менее всего нуждалась в защите, ей все больше нравилось прижиматься к этому великолепному телу, твердому и мускулистому. Но тут вдруг обнаружилось, что она уже прижималась к Кеннету не грудями, а бедрами – незаметно для нее он чуть присел, и Мария почувствовала, что вот-вот задохнется от восторга.
О, этот мужчина – само совершенство! Раньше, когда она смотрела на него издали, он казался ей очень большим, а теперь – просто огромным! И она сейчас чувствовала каждый дюйм его прекрасного тела.
Внезапно Кеннет опустил руки и, подхватив ее снизу, прижался к ней еще сильнее, после чего со стоном начал покачивать бедрами.
Перед глазами Марии словно взорвались звезды, и нестерпимый жар разлился по всему телу, уже начинавшему двигаться в такт движениям Кеннета. И почти тотчас же ей безумно захотелось большего – захотелось почувствовать Кеннета… внутри себя. Такого желания у нее не возникало так давно, что она, кажется, начала забывать, каково это – быть с мужчиной. Неожиданно Мария вспомнила выражение лица той женщины в конюшне, и ей сейчас захотелось почувствовать такое же неземное удовольствие.
Когда-то, когда она была совсем юной, все ее чувства были раздавлены бесчувственностью мужа, но теперь ее уже ничего не сдерживало, и Мария со всей страстью прижималась к Кеннету, ощущая его ответные прикосновения. И при этом – словно перед грозой – она чувствовала: он вот-вот разразится вспышками молний.
«Он желает меня не меньше, чем я его!» – восклицала она мысленно.
В какой-то момент Мария уловила, каким тяжелым стало его дыхание и как гулко колотится сердце у него в груди. Она ждала, вернее – предвкушала столь желанную развязку событий, чувствуя, как где-то внизу живота у нее собирается горячий шар нетерпения. Тут Кеннет крепко прижался к ней бедрами так, что жар его тела, казалось, обжег ее.
Внезапно он чуть отстранился, шумно выдохнул и глухо пробормотал:
– Терпение, черт побери, терпение…
Удивленная столь неожиданным поворотом, Мария взглянула на него. Она почувствовала себя как ребенок, от которого неожиданно отодвинули тарелку со сладостями. Единственным утешением было то, что лакомство все еще оставалось на столе.
Кеннет же как-то странно посмотрел на нее, посмотрел так, словно это она была виновата в заминке.
