Он пришел в себя в соседнем дворе, за бетонной оградой мусорки. Он стоял, согнувшись, опираясь руками на колени, дышал. В правой руке – бутылка водки. Откуда? Главное, целая – ёханый бабай! Наверное, схватил с прилавка, когда побежал… Цифра схватила, и он схватил. Правда, в упор этого не помнил. Он тихо рассмеялся. Нет, ну в самом деле, шиза какая-то! Зато стало понятно, почему его ловил охранник…
– Я пошутила. Это не Ящик был. Я его вообще не знаю.
Цифра стояла перед ним, опираясь плечом о бетонную стену, ноги накрест, в руке пакет с покупками. Глаза прячутся за косой челкой, губы улыбаются.
– Дура ты, – сказал Ниндзя и сплюнул на асфальт.
– Может, и дура…
Она пожала плечами, посмотрела в сторону, за бетонную ограду, и вдруг громко крикнула:
– Эй! Он здесь прячется! Эй, сюда!
Ниндзя мигом выпрямился, готовый бежать.
Цифра расхохоталась. Когда она откидывала голову назад, между шортами и майкой выглядывал голый пупок и край татушки – цветок или какая-то буква. Остальное скрывалось внизу, под шортами.
– Это я опять пошутила!
Вот сучка. Врезать ей, что ли… Но Ниндзя знал, что этого делать нельзя. Не потому, что она девчонка, на которую он запал, и все такое. Нет, там светили какие-то серьезные неприятности. Кости переломают, например. Или просто убьют. И никаких больше шуток…
Раньше Цифра была под защитой Шкета, там все было понятно. Но это было по-другому, не так, как сейчас. Пацанам-«волчарам» разрешалось мечтать о ней, дрочить потихоньку в кулак и ждать своей удачи, чтобы после очередного кровавого «замеса» кого-нибудь из них, полуживого, счастливого, допустили прикоснуться к ее груди, к твердым и темным, как виноградины, соскам… Но Шкет давно мертв, «волки» разбежались кто куда. Да и было в этом что-то детское, глупое, вроде игры в «казаки-разбойники»… А сейчас Цифра повзрослела. Сейчас плюхой или выбитым зубом не отделаешься. Наверное, это и было то самое, что в ней изменилось за последний год, – яма, пропасть, засада стояли там, за прикрытыми челкой глазами. Фиг поймешь, короче…
Ниндзя и сам не знал, откуда взял все это.
Он тоже рассмеялся, просто чтобы не выглядеть дураком.
– Водка! – сказал он, протянув вперед руку с бутылкой. – Посидим?
– Мне домой. – Она надула розовый пузырь из жвачки. – Мать с Ящиком ждут. Убьют, если долго не приду.
– Забоялась! – не удержался он.
– Дурило ты, – сказала она спокойно. – На махан жилплощадь записана, мне рыпаться нет возможности. Когда-нибудь я оболью их бензином и подожгу обоих.
– Зачем?
– Затем, что плохо занимались моим воспитанием, – она помолчала. – Ты что, совсем без мозгов? Чтобы хату на себя переписать, зачем еще?
– А-а. Круто, – промямлил он.
– Ладно. Я пошла.
Она повернулась.
– Так это… Подожди, – он обежал ее, помахал бутылкой «Хлебной», как милицейским жезлом. – Давай вечером тогда, что ли… Посидим, это… Ну, там, пятое-десятое, а?..
– Где? В «Кружке»?
– Ты чего? «Кружка» закрылась давно! Франц на Левбердон слинял, а вместо «Кружки» сейчас мини-магазин… Во дворике где-нибудь приземлимся, а чё?..
Ему показалось, что Цифрины глаза под челкой презрительно прищурились.
– Ну, или к Берцу в гости… – сдался Ниндзя. Он бы предпочел, конечно, обойтись без Берца… Ну да фиг с ним. – У него старики в Придонск уехали, хата свободная…
– Берц. Сейчас вспомню, – она с силой выплюнула жвачку. Та приклеилась к мусорному баку. – Вспомнила. Кривозубый такой?
– Точно! – обрадовался Ниндзя.
– Ладно.
Она обошла его и пошла прочь.
– Так значит, на этом месте, в семь! – крикнул вдогонку Ниндзя. – Договорились?
Кивнула, не оборачиваясь. Истерзанный ливер внутри бурлил, прыгал и стекал по стенкам. Приятно так… Ёханый бабай!
Ниндзя еще какое-то время стоял и пялился на ее шорты. И улыбался. «Неужели прорежет?» – билась в голове сладкая мысль. И он побежал к Берцу.
Вначале все пошло хорошо. Берц поорал, но потом как-то неожиданно быстро сдулся. «Хрен с тобой, – сказал, – помни мою доброту». Он пообещал к семи свалить из хаты, а ключи оставить в электрощитке (литр пива за услугу!). Теперь надо было, чтобы Цифра не обманула. Но она пришла. Опоздала, правда, минут на двадцать, но пришла. Правда, Берц мог подвести и не оставить ключей. Нет, и ключи были на месте. Ниндзя открыл дверь и сделал картинный жест рукой.
– Прошу.
Цифра вошла в прихожую, осмотрелась.
– А где Берц? – спросила она.
– В кино пошел.
Посмотрела на него, вроде как удивленно. Или нет, понимающе. Или… Насмешливо. Ниндзя так и не понял.
– А, ясно…
Лениво пережевывая жвачку, она прошлась по квартире – в гостиную, потом на кухню. На плече у нее болтался крохотный рюкзачок с плюшевым зайчонком на застежке.
– А это что? – она показала пальцем на закрытое марлей ведро в углу. – Чем это воняет?
– Это брага, – пояснил Ниндзя. – У него предки увлекаются. Но у нас получше есть!
Он нашел стаканы и разлил водку. Рука слегка тряслась.
– Теплую будем пить, что ли?
– Теплая полезнее, – сымпровизировал Ниндзя.
– А закусывать?
В холодильнике нашлись котлеты. Они сели на шаткие табуреты (она прилепила свою жвачку к стенке) и молча выпили. Кое-какой опыт у Ниндзя уже имелся, и, будь на месте Цифры другая девчонка, он бы знал, что делать дальше. Но с Цифрой можно обломаться по самый корень, здесь надо быть осторожным.
– А чего у тебя в рюкзаке? – спросил он.
– Презервативы! – сказала она.
Он замер, не веря. Неужели все так просто?
Но Цифра презрительно хохотнула.
– Какое твое собачье дело?
Ладно. Ниндзя постучал пальцами по столу.
– А где пропадала все это время? Ну, после Шкета…
– Ездила. Туда-сюда.
– Одна, что ли?
– Нет.
Пауза. Ниндзя приготовился опять стучать пальцами по столу. Но Цифру, наверное, начало разбирать от водки.
– С мамкой ездила, с Ящиком, – сказала она. – Он прибился к ней… Не помню. Когда «Волки» разбежались, примерно. У него машина. Он не любит сидеть на месте. Он же ящик поймал, у него крыша едет. Встанет утром, орет: поехали! Ну, сели, поехали. На месяц, на два. На полгода.
– Круто. А куда вы ездили?
– По стране. Много где.
– Ну… Море там, путешествия, все такое, да?
