Крупно – расческа в нагрудном кармане пиджака (и тут малейшие сомнения в происхождении мужчины отпадают, он, как и все уроженцы Кавказа, щеголь и очень следит за собой и своей Пиричёской-да– В. Л.). Говорит:
Можно мне… вашу? – говорит она.
Вам ведь все равно уже… не…? – говорит она.
Ну, если я правильно понимаю… – говорит она.
Оглядывается на мужа. Тот вынимает бумажку из пасти собаки. Олигарх плачет, как ребенок, уронив голову на грудь. Женщина аккуратно приподнимает его за подбородок правой рукой, а левой вытаскивает из кармана расческу. Говорит.
Спасибо, – говорит она голосом главной героини фильма «Рэгтайм» («милый, можно я оставлю у нас дома эту негритянку?» – В. Л.)
Отворачивается. Потеряв интерес, уходит. Дверь закрывается.
Тишина. Мы видим половину помещения (глазами привязанного к стулу олигарха). Нервный голос олигарха, который не знает, что происходит за его спиной. Мы видим лицо олигарха. Он судорожно сглатывает.
А вы знаете… – говорит он.
Туда ведь русским теперь хуй попадешь! – кричит он.
Ну, в Тирасполь этот, – кричит он он.
Вы ведь, дураки, чего-то там не то спизданули, – говорит он громко.
И они теперь на вас обиделись, – говорит он громко.
Ну, сепаратисты эти, – говорит он чуть тише.
На Москву! – говорит он громко.
Так что они теперь не с вами дружат, – говорит он спокойно.
Они теперь ЕС сраку подставляют, – говорит он чуть тише.
И к ним теперь от вас хуй попадешь! – говорит он еще тише.
Значит, я вам понадоблюсь, – говорит он негромко.
Значит, без меня вам никак, – говорит он тише.
Там я в почете большом, – говорит он тихо.
В уважении, – говорит он совсем тихо.
Я вам еще пригожусь, – говорит он тихо-претихо.
Слышите, вы? – говорит он шепотом.
Ребята, мы ведь должны… вместе… – шепчет он.
Одна команд… емьер своих не сдает… – шепчет он.
Поодиночке, переломают как прути… – шепчет он.
Вместе мы едины, вместе мы сил… – шепчет он.
Не надо… – шепчет он.
Я вам пригожу… – говорит он почти одними губами.
Пожалуйста, не убива… – говорит он беззвучно.
Беззвучно плачет. Из-за спины появляется рука в перчатке, она берет олигарха за подбородок. Тот вздрагивает. Всхлипывает. Зажмуривается.
Поднимает высоко голову. Говорит:
Не Бога, кроме…
Появляется вторая рука с ножом, которая делает разрез на горле олигарха. Из-за этого олигарх становится похож на урода с двумя улыбками. Выпученные глаза. Мычание (рука в перчатке зажимает рот). Затемнение. Помещение темнеет, мы видим только окно, в котором тоже – ночь. Мы видим яркое ночное освещение Москвы. Огни, фонарики, река света на дороге…
(«многое, многое изменилось в первопрестольной в сравнении с лихими девяностыми, с их отсутствием уличного освещения, подпольными казино и другими свинцовыми мерзостями так называемого «переходного» капитализма – примечание сценариста голосом «историка» «Радзинского»).
Камера, словно вор, возвращается в палату Кремля нехотя, осторожно, показывает нам окно, потом подоконник. Мы привыкаем к темноте, и если поначалу ничего не видим внутри, то постепенно начинаем различать картинку.
Мы видим стул, с привязанным к нему телом, прямо в центре палаты.
Полу-лежащее тело, безвольно опущенная почти до пола рука. Вытянутые ноги. Тазик неподалеку. Кипятильник на полу. Черная лужа, которая начинается от руки олигарха. Мы видим, как из угла встает какая-то тень. Мы не успеваем испугаться, и в свете звезды Кремля видим, что это Конни. Собака подходит к луже крови и начинает лакать из нее. Мы видим светящиеся глаза собаки, ее фосфоресцирующие во тьме зубы… Она выглядит как собака Баскервилей (что лишний раз подтверждает глубокую вторичность всех политических и властных институтов современной Российской Федерации – прим. В. Л.).
Слышно чавкание, морда собаки в крови…
Начинается полуночный бой кремлевских курантов.
ХХХ
Мы видим Молдавию с высоты птичьего полета.
Как всегда издали, Молдавия прекрасна. Зеленеют вдали поля и огороды, блестит синей полоской Днестр, а чуть поодаль от него, полоской поуже, Прут. Синеет в дымке горизонт. Легкие облачка время от времени набегают на камеру, и тогда ее начинает трясти. Мы понимаем, что наблюдаем за Молдавией из иллюминатора самолета. Звучное отрыгивание. Камера показывает нам человека, сидящего у окна. Это генерал ФСБ, бывший лейтенант Альбац. Он допивает банку пива «Холстен» и снова звучно рыгает. Девушка, которая сидит рядом с ним – брюнетка, тонкие черты лица, намек на усики, типичный молдавский тип, – морщится, и демонстративно раскрывает перед лицом газету.
Генерал весело глядит на соседку и качает головой.
Он одет, как типичный русский полупенсионер (еще держусь когтями и зубами за место, но коллеги уже заготовили вазу и прощальное стихотворение – В. Л.), уроженец Молдавии, приехавший на свою так называемую «родину» в погоне за ностальгией и сказками про дешевое вино и копеечные цены. Одет он соответствующе. Джинсы-бананы, пакистанская рубашка, из тех, что меняли на патроны и валютные чеки бойцы ограниченного контингента советских войск в Афганистане, кроссовки с аляповатой надписью «Адидас» (слишком большой, чтобы это было правдой, – В. Л.), кожаная сумка а-ля почтальон на плече. И, конечно, – аплодисменты! – джинсовая безрукавка. Дополняет совершенно аутентичный наряд красный цвет лица, три банки из-под пива и четыре пластиковых стаканчика, в которые стюардессы «Молдова Айрлайн» наливают по 100 граммов вина (а могли бы и 200, и это в Молдавии!!! – негодующее примечание сценариста).
Генерал весело качает головой снова, и рыгает уже безо всякого пива.
Мы не видим лица девушки, лишь ее руки и газету. Крупно заголовок. «Где Комсомолочка, там победа!». Под заголовком – фотография какой-то старой советской певицы и ее альфонса. Они с показным интересом смотрят в развернутую на их столике газету. Внизу, синими буквами. «… сим и Алла читают статью нашего обозревателя, как зачать в самоле..». Даже газета выглядит…. негодующей.
Генерал отворачивается от соседки и глядит в окно. Потом – на часы. Голос пилота:
Дамы и господа, – говорит он.
