Вернулся Киря и, тяжело вздохнув, вытер рукой пот со лба:
— Ну и гаденыш! Даже удрать спокойно не мог, обязательно нужно было напоследок нагадить.
— Что еще он там натворил? — туша сигарету в пепельнице, поинтересовалась я.
— Что? Долбанул ногой в почтовый ящик. Теперь новый придется вешать. — Ну и что ты злишься? Сам же сказал — ребенок, — напомнила ему я недавнюю Кирину фразу.
Мы оба замолчали и уставились глазами в стену. Потом Володька кашлянул и, посмотрев на меня, спросил:
— Ну, что с этим будем делать?
— Сначала верну ему долг, а потом попытаюсь получить признание, — посвятила я его в свой план и направилась в комнату.
Кирьянов последовал за мной. Едва увидев нас, Тимошин изменился в лице: оно покрылось красными пятнами и стало подергиваться. Почуял, гад, чем запахло.
Я преспокойно прошла мимо него и с важным видом села в стоящее напротив кресло. Володя немного помялся в дверях и тоже сел на ближайший стул. Пару минут в комнате стояла полная тишина, прерываемая лишь тиканьем настенных часов. Я удовлетворенно наблюдала за своим пленником, намеренно выдерживая паузу, чтобы посильнее напугать Тимошина.
Он не выдержал первым и, пнув раздраженно ногой стоящий рядом стол, громко произнес:
— Ну и че вы тут теперь спектакль устраиваете? Какого… сюда меня приперли? Хотите наказать, так сдавайте в ментовку, а говорить я все равно ничего не буду.
— Это ты в ментовке, как ты выражаешься, можешь ничего не говорить, а тут еще как будешь… — не поднимаясь с места, произнесла я с тихой угрозой в голосе. — И чем быстрее ты на все мои вопросы ответишь, тем быстрее я оставлю тебя в покое.
— Ха, знаю я цену вашим паршивым обещаниям, менты гребаные! Можете даже замочить здесь меня, а я слова больше не произнесу.
Он устроился у трубы поудобнее и отвернулся, как бы игнорируя нас с Кирей. Я сделала вид, что не поняла, что он сво-ей позой хотел продемонстрировать, и спросила:
— Кто тебя нанял?
Тимошин только хмыкнул и ничего не ответил, намереваясь выдерживать эту тактику и дальше. Пришлось встать с кресла и хорошенько двинуть ему ногой по лицу. Это заметно оживило его и заставило бросить:
— Сволочь…
— Кто? Та, что тебя наняла? — усмехнулась я. — Согласна. Причем ты даже не представляешь себе, какая сволочь. Она-то из этой истории наверняка цела и невредима выйдет, с ее-то бабками, а вот ты загремишь по полной программе. Во-первых — за похищение и избиение человека, об этом лично я позабочусь. Потом — за взлом дверей и обворовывание квартир, моей и Чиликовых, а также их дачи. Наверняка удастся найти и улики — отпечатки или что-то еще, подтверждающее твою причастность к убийству Надежды Чиликовой. Володь, на сколько такой списочек потянет?
— Даже если и без убийства, то по макси, — пояснил он.
— Че, запугать меня решили, гниды поганые? Ничего не выйдет, доказательств-то у вас нет. А за похищение и избиение мне только двушку дадут, отсижу — и снова свободен на все четыре.
— Ах, доказательства тебе нужны… Так сейчас будут. Например, мое похищение может и на целую десятку потянуть, заявленьице о нем ничего не стоит задним числом оформить. Правильно, Володя?
Тот кивнул.
— Идем дальше. Квартирные кражи. Чиликов заявления пока не подавал, боялся, что его семье вред причинят. Так все еще можно исправить! Опять же и моя квартира сюда подойдет, отпечаточки твои мы там наверняка найдем. Еще три года плюс. Но и это не конец. Следующий номер нашей программы — грабеж. Сумочку-то мою с документами и оружием ты стибрил, да еще и малолеток к делу привлек — семерочка минимум. А если малолеток тех отыщем, то и лет пятнадцать нарисуются. Ну как, впечатляет?
Тимошин молчал, уставившись глазами в стену. Я же продолжала:
— Усек, сколько тебе твое молчание стоить будет? Прямо отсюда загремишь лет эдак на сорок, у тебя ж еще судимость есть. Причем один сядешь, а Миронова преспокойненько в свое удовольствие поживать будет. Муж-то ее теперь парализован, так что все бабки при ней остались. Ну, конечно, ты можешь и один страдать, но, на мой взгляд, это несерьезно — если уж тонуть, то и ее, хитрюгу, за собой потянуть. Вот если ты все нам сейчас по порядочку расскажешь, а потом и чистосердечное накропаешь, то, так и быть, мы заявления подавать не будем и все иные обвинения снимем. Так что думай, вари мозгами.
После этих слов я замолчала, дав Тимошину время на обдумывание. В комнате воцарилась гробовая тишина. Киря переводил взгляд с меня на пленника и обратно, а тот хмурил брови и на нас вообще не смотрел, продолжая пялиться в пол.
Прошло минут пять. Тут Тимошин поднял свои глаза на меня и, глядя в упор, спросил:
— А почему я должен тебе верить? Щас ты гутаришь одно, а после моего признания запоешь другое.
— Можешь и не верить, твое дело, — небрежно пожала плечами я, — только иного выхода у тебя нет: убийство-то все равно на тебе висит, и его-то мы уж точно докажем, можешь не сомневаться. Так что все денежки, которые ты на нем заработал, полетят пухом. Ты ж один и пострадаешь — сядешь пожизненно, а Миронова укатит в столицу, вот, в общем-то, и все. Думаешь, я ради чего тут с тобой вожусь — тебя, что ли, засадить пытаюсь? Для этого стоило лишь ментам наводку нужную дать, давно б уж сидел. Мне твою хозяюшку взять надо, а к ней одна ниточка — от тебя.
— Ага, — понимающе покивал рецидивист, — я все равно сяду, расскажу вам что-то или нет, а до той дамы мне дела нет, она честно платила, и немало. Так что можете все свои доказательства засунуть себе в задницу! — рявкнул Тимошин и захохотал. Очевидно, решил мне назло сделать: мол, тебе дама нужна, так я не помогу ее взять.
Тактика Тимошина была ясна досконально, и, в общем-то, он был прав. Но меня такое положение вещей совершенно не устраивало, поэтому я решила продолжить запугивание, подумав: если не желание потянуть заодно с собой и Миронову и скостить себе срок, то страх заставит его согласиться с моими условиями. Тем более что Тимошин, как я могла судить по его поведению, хоть и бил нещадно, но сам боли боялся. Вот теперь и проверим, как он себя любит.
— Что, хочешь и тут реальную выгоду иметь? — схватив Павла за волосы и дернув в сторону, грозно спросила я. — Ишь ты, умный какой. А не боишься, что сейчас так отдубасим, что тут же и помрешь?
В глазах Тимошина мелькнул страх, но он быстро справился с ним и демонстративно плюнул в мою сторону, попав мне на рукав рубашки. Я разозлилась и со всего маху дала ему кулаком в челюсть, а затем добавила еще и ногой по голени.
— Ты думай, думай, — подталкивала я его, — время-то идет, а у меня дела и другие имеются.
Тут мне помог Киря. Он наконец встал со своего места и, направившись к нам, подал голос:
— А уж как много желания поскорее со всем этим покончить у меня, ты даже себе не представляешь, — засучивая рукава, наигранно зло выдал он. — Ну как, Танюша, помощь нужна?
