Это оказался бензин. Потому что, кинув в обильно политую им избушку зажженную зажигалку, типы вскочили в джипы и укатили прочь. А деревянное строение тотчас обхватило пламя. В течение нескольких секунд избушка превратилась в пылающий факел.
Таня метнулась к Иванычу, лежавшему в грязи, перевернула его. Тот все еще был жив.
— Дашенька, внученька, вот ты где… Схоронилась, убежала… — прошептал старик, отчего-то улыбаясь. При этом на губах у него была видна кровь.
— Дедушка, что с бабушкой? — закричала Таня, чувствуя нестерпимый жар, исходящий от горящей избушки.
— Бабушка там… Они ведь за тобой приехали… не удалось нам их провести, хитрые черти… Но тебя не нашли. Бабушка с ними в перепалку вступила… вот они ее и убили…
Таня заплакала. А затем, пообещав, что поможет Иванычу, побежала в поселок. Но как ни стучала в дома, никто открывать не хотел. А один из хозяев высунулся в окно с ружьем и проорал, что если она не уйдет прочь, то он пристрелит ее на месте. И добавил:
— Ведьмино отродье! Так вам и надо, катитесь прямиком в ад!
Видимо, все в деревне были до смерти испуганы появлением бандитов. Да и репутация у Евсеевны была далеко не лучшая.
Ливень же вдруг пошел на спад, поэтому не смог потушить избушку. Огонь, гудя, даже усилился. Таня вернулась и обнаружила, что Иваныч умер. Устремив стеклянно незрячие глаза в суровое небо, старик лежал на спине и, кажется, улыбался.
С трудом оттащив его тело за забор, подальше от бушующего пламени, Таня заплакала. Пусть Иваныч и Евсеевна не были ее родными дедушкой с бабушкой, но ведь она успела проникнуться к ним симпатией. Более того, кажется, полюбить. А им пришлось умереть. Точнее, их убили. И виноват в этом дядя Леня Чех. Тот самый, который хотел только одного: разыскать ее, Таню, и, как и ее родителей, отправить на тот свет…
Пожар утих, лишь когда уже полностью рассвело. Девочке пришлось снова спрятаться в лесу, потому что любопытные жители поселка потянулись на пепелище, дабы посмотреть, что случилось с «ведьмой». Наблюдая за происходящим, Таня в бессильной злобе увидела, как соседи стали тащить к себе то, что не успело сгореть.
Наконец появились и представители власти. Тело Иваныча погрузили в старенькую машину «Скорой помощи», туда же запихнули черный мешок, в котором, видимо, покоились останки Евсеевны, найденные на пожарище. Милиция, представляемая все тем же жирным участковым Сергеем Павловичем, быстро ретировалась.
Таня вернулась на пепелище, когда начало смеркаться. От избушки практически ничего не осталось, только одна из стен не рухнула. Все, что можно было, соседи уже утащили. Таня плакала, сама не зная, что делать. Ей так хотелось прижать к себе Евсеевну и Иваныча, сказать им, что очень им благодарна, что любит их…
Но оба старика были мертвы.
Под ногой у нее что-то скрипнуло. Нагнувшись, девочка увидела металлическую шкатулку с обугленной крышкой, втоптанную в черную от копоти землю (видимо, соседи поэтому ее и не заметили, когда занимались мародерством).
Таня подняла ее, очистила от земли, открыла — и обнаружила внутри медальон с пулей посередине.
Снова пошел дождь. Таня повесила на шею медальон, мысленно попрощалась со стариками и медленно пошагала прочь.
При свете утра она без труда нашла дорогу, вышла на шоссе и, ориентируясь по дорожным указателям, двинулась в сторону Москвы. Ей повезло — на одной из остановок ее нагнал автобус, и Таня, вынув деньги, которые взяла у стариков, оплатила проезд, уселась на заднее сиденье около окна.
Поглядывая на пейзаж, проносившийся за окном, девочка думала о том, что произошло. Выходило, старики погибли из-за нее, ведь бандиты искали ее, Таню Волкову… Уж лучше Иваныч не вытаскивал «утопленницу» из реки, а пихнул обратно в воду! Всем было бы лучше — и старикам, и самой Тане…
Она дотронулась до медальона, нащупала пулю и вдруг поняла: нельзя позволить дяде Лене Чеху торжествовать. Если она сдастся, если будет постоянно ныть и плакать, это будет означать его победу, окончательную и бесповоротную.
Вот уж чего она никак не должна допустить.
Таня подумала, что же ей теперь делать. Старики мертвы… Родители тоже… А она всего лишь одинокая десятилетняя девочка, которую на каждом углу поджидает опасность…
Стоп! Да, десятилетняя, но совсем даже не одинокая. Потому что у нее имеются настоящие бабушка с дедушкой, родители мамы, которые живут в Москве. Отец же воспитывался в детском доме, про его родителей Таня ничего не знала.
Однако тут девочка с ужасом подумала о том, что случилось с Евсеевной и Иванычем, приютившими ее. Вдруг… Да нет же, нет! Дядя Леня Чех не посмеет! И вообще, если он думает, что такой всемогущий, то ошибается!
Оказавшись в Москве, Таня села на метро и доехала до дома бабушки и дедушки, обитавших на Шаболовке. Она давно не была у них, и те на дне рождения внучки не присутствовали, потому что были далеко не в лучших отношениях со своим зятем, отцом Тани.
Выбор единственной дочери родители мамы не одобряли, считая, что избранник ей не пара. Втайне при этом надеялись, что дочь рано или поздно прозреет и уйдет от этого простолюдина и бандита, как они называли его. Ведь бабушка была профессором и преподавала в Гнесинке, а дедушка, тоже профессор, читал лекции по высшей математике в Баумановке.
Таня знала, что несмотря ни на что они души в ней не чаяли, поэтому во время нечастых встреч осыпали подарками. Девочка принимала дары, не говоря, что у нее, собственно, все есть. (Дедушка с бабушкой хоть и считали себя обеспеченными, по сравнению с ее отцом были, конечно же, голью перекатной.) Родители мамы старались привить внучке вкус, твердили, что жизнь в загородном дворце это моветон. Дед, бывший пламенным коммунистом, твердил, что идеи Маркса, Энгельса и Ленина все равно победят.
Девочка подошла к знакомому дому из серого камня и толкнула дверь подъезда. Последний раз она была здесь летом — после приезда из Франции они с мамой заглянули к ее родителям, и у мамы, кажется, опять вышла с ними ссора. Потому что бабушка с дедушкой в который раз пытались наставить ее на путь истинный и убеждали уйти от отца.
Поднявшись на последний этаж, девочка подошла к двери, обитой белым дерматином, вздохнула и позвонила. Внутри квартиры послышалась мелодичная трель.
Несколько секунд спустя створка открылась, и Таня увидела бабушку — как всегда, элегантную, в кружевном платье и с шалью на плечах, но резко постаревшую. Глаза у нее были красные — кажется, пожилая женщина недавно плакала.
— Таня, Танечка! — закричала она пронзительно, бросаясь к стоявшей на пороге внучке. — Господи, не чудо ли это? Деточка, ты жива и невредима!
Бабушка заключила ее в объятия. На шум в коридор вышел дед, в руке державший, как отметила Таня, пистолет — он у него был наградной, еще со времен войны. Увидев внучку, дед охнул и, положив пистолет на тумбочку, кинулся к ней. Обнимая Таню, оба старика плакали, все еще не в состоянии поверить, что внучка, которую они считали погибшей, вдруг вернулась.
