Около половины десятого вечера из моей комнаты вышли две Лины Кечаян, похожие друг на друга как две капли воды.
Только одна была в темном брючном костюме, а другая в длинном атласном халате.
Одна оставалась дома, а вторая отправлялась на встречу с неизвестными людьми, которые шантажировали ее.
В холле Лина обняла меня и поцеловала в щеку:
— Удачи тебе, Женечка! Я за тебя молиться буду.
— Спасибо, — ответила я, — уверена, что все будет прекрасно.
* * *
Ровно в десять я подъехала на Лининой машине к четырнадцатиэтажному дому на улице Советской и вышла из машины.
Встреча была назначена на лавочке, поэтому я перешла дорогу, села и стала ждать.
Фонари на улице светили довольно ярко, но лавочка, на которой я сидела, была спрятана за двумя мощными пирамидальными тополями и почти со всех сторон окружена кустарниками, опознать которые без листвы мне не удалось. Поэтому здесь было сравнительно темно. В кармане у меня лежал диктофон с очень мощным микрофоном, позволявшим достаточно четко записывать речь человека, даже если бы на мне была дубленка, а диктофон находился бы в нижнем белье. Внешне он выглядел как батончик «Марс», только чуть-чуть больше. Но кто в темноте станет разглядывать размеры шоколадки, если вдруг вздумает проверить содержимое моих карманов?
И вот рядом со мной на лавочку уселся молодой человек. Он возник настолько неожиданно, что я вздрогнула. По-моему, он подошел сзади, из-за кустов.
— Элина Юрьевна?
— Да. Это я.
Я постаралась говорить как можно более напуганно. И мне это, кажется, удалось, потому что голос моего собеседника стал увереннее и веселее. Обрадовался, гад.
Ну, подожди!
— Я надеюсь, вы приехали одна? — Он достал из кармана пачку сигарет «Некст», вынул одну и закурил.
— Конечно! Ни одна живая душа не знает, что я здесь и разговариваю с вами.
— Вот и чудесно! — Этот мерзавец растягивал слова, явно издеваясь надо мной. — А то ведь последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Зачем вам лишние проблемы, когда есть одна, но такая серьезная? А может, для вас она не такая уж и значимая? Тогда можно плюнуть на все и разойтись по домам, а завтра ваш обожаемый супруг на работе вместе с почтой получит маленький конвертик. А в нем будут лежать такие хорошенькие фотографии…
Они ему понравятся! Как вам такой вариант?
Он развернулся, пристально посмотрел на меня и выпустил мне в лицо струйку табачного дыма. Я пыталась внимательнее разглядеть его лицо. В темноте это было довольно трудно сделать. Парень был темноволосый, молодой, от него пахло хорошим парфюмом, но запах был слишком резкий. Вероятно, он вылил на себя половину флакона. Мой собеседник нагло улыбнулся, и даже в темноте было видно, что зубы у него безукоризненные. Но лицо все равно было каким-то неприятным.
Мне страшно захотелось врезать ему промеж глаз. Но на данный момент я была не Женей Охотниковой, а Линой Кечаян, хотя руки мои просто начали чесаться. Даже дышать стало тяжело от бессилия. Я глубоко вздохнула и спросила:
— Простите, я не знаю вашего имени.
Парень противно засмеялся:
— Вам и незачем его знать. Хотя.., можете называть меня Петей или Васей. Как вам больше нравится.
Мне не нравилось ни то, ни другое.
Господи, ну почему нельзя сейчас дать ему по башке и решить вопрос сразу, не откладывая в долгий ящик? Но приходилось сдерживаться. И я заговорила все тем же испуганным голосом:
— Поймите меня, Василий, мне нельзя долго отсутствовать дома. Муж начнет волноваться. Покажите мне то, что у вас есть, как вы сказали, «интересного» про меня, и давайте как-нибудь договоримся.
— Милая Элина Юрьевна! Решать, как долго нам с вами разговаривать, буду здесь я. А если ваш муж увидит то, что я вам сейчас покажу, то он разволнуется еще сильнее.
Он достал из внутреннего кармана светлой спортивной куртки обычный конверт и протянул его мне. На безымянном пальце правой руки блеснуло обручальное кольцо.
В конверте лежало несколько фотографий. На всех была изображена Лина. На одной она просто сидела в кресле, держа на руках пушистую кошку, на остальных, более чем откровенных, ее запечатлели в голом виде в компании разных мужчин. На всех фотографиях ей было лет двадцать, не больше.
— Как видите только один снимок на этой пленке безобидный. Кстати, можете взять его себе. Дарю.
Я скрипнула зубами. Вот спасибо тебе большое…Но фотографию, конечно же, взяла. Если этот козлина говорит, что все отпечатки с одной пленки, то, может быть, Лина вспомнит, кто и где делал снимки.
Надо было быстрее заканчивать разговор, и я спросила напрямик:
— Сколько вы хотите?
— Сущие пустяки. Пятьдесят тысяч долларов — самое меньшее, что может стоить эта пленка. Хотя, думаю, ваше спокойствие и семейное благополучие стоит намного больше. Не так ли?
«Ну и аппетит же у вас, молодой человек!» — возмутилась я. И я даже очень хотела возмутиться вслух, но опять сделала над собой усилие, состроила смиренное выражение лица и спросила:
— Когда вы хотите их получить? Это слишком крупная сумма, за день мне ее не собрать… — Я судорожно прикидывала, на какой срок мне надо оттянуть день выплаты. Платить, конечно, никто и не собирался — мне нужно было время для того, чтобы как-то выяснить, что за человек этот шантажист. — Возможно, я соберу нужную сумму к выходным. Тем более у моего мужа сейчас небольшие проблемы на работе.
Я специально затронула эту тему, чтобы посмотреть на реакцию моего собеседника. Он вздохнул и с философским видом изрек:
— А у кого их сейчас нет… Вот вы живете в своих хоромах и понятия не имеете, какие проблемы у обычных людей. Кстати, а у вас с собой есть какие-нибудь деньги?
Хм, а шантажист-то парень явно начинающий! В начале разговора он почти требовал полсотни тысяч баксов, а сейчас клянчил хоть что-нибудь на мелкие расходы. Наверное, совсем поиздержался, бедолага. Я полезла в сумочку и достала кошелек, в котором лежало что-то около пятисот рублей, и то не моих, а Лининых — сумочка ведь тоже была ее. Я протянула парню деньги. Он забрал их, пересчитал и засунул в карман джинсов. Все это время он, видимо, что-то прикидывал в уме. В конце концов он изрек:
— Мы встретимся с вами в субботу в это же время на этом же месте. Вы привезете нужную сумму и получите фотографии и пленку. Надеюсь, нет необходимости повторять, что, поставив о нашем разговоре в известность милицию, вы тем самым сделаете хуже только себе?
— Конечно, как вы могли такое подумать… Я, естественно, буду молчать.
В подтверждение своих слов я закивала головой и прикрыла ладонью рот. Дескать, никому никогда ни за что ничего не скажу.
