Какое-то время Чарльз греб молча. Словно зачарованная, я смотрела, как лодка рассекает воду, как будто нож входит в мягкое масло. Цапля, напуганная нашим появлением, крикнула что-то неодобрительное. Птица взмахнула крыльями, коснулась длинными ногами воды, взбаламутив колонию бледно-зеленых листьев кувшинок, и поднялась в воздух.
– Как здесь красиво, – сказала я. – Тебе очень повезло, что в детстве у тебя все это было.
– Но я не стал от этого счастливее.
Я покачала головой.
– Что ты имеешь в виду?
– Люди считают, что богатство автоматически делает людей счастливыми, – ответил Чарльз, кивком указывая на лужайку. – Проведи ночь в этом доме, и ты изменишь свое мнение.
Я обескураженно посмотрела на него.
– Мама все время не в настроении, – объяснил Чарльз. – Отец запирается в кабинете, а если его там нет, значит, он в отеле. И еще Джози. Моя сестра всегда была беспокойной. В пять лет она едва не спалила дом.
Мое сердце забилось быстрее. Неужели Джози была той девочкой, за которой присматривала моя мать? Я выпрямилась.
– Что ты хочешь этим сказать: «Едва не спалила дом»?
– Я тогда был в школе, – начал рассказывать Чарльз и потряс головой, как будто воспоминание до сих пор тревожило его. – За Джози присматривала няня. Однажды, когда мама была в городе, Джози ухитрилась свечой поджечь гардины. Дом едва спасли. Мама, разумеется, сразу же уволила няню. Но женщина была ни в чем не виновата. Джози всегда была изворотливой.
– О, – только и промолвила я. Значит, моя мама была няней Джозефины! Я покачала головой, вспоминая, как мама жаловалась на маленькую девочку из Уиндермира. Я очень не любила эту девочку, которая отнимала все время и внимание моей мамы, а когда она потеряла работу, я только была рада, хотя мы могли остаться без пропитания.
– В чем дело, Вера? – поинтересовался Чарльз, заметив мой рассеянный взгляд.
– Ничего, пустяки. – Я постаралась прогнать воспоминания. Неужели Джозефина знает, кто я такая?
– В любом случае, – продолжал Чарльз, – думаю, ты понимаешь, почему мне хотелось как можно реже бывать дома. Мальчишкой я всегда пропадал на озере или ходил по пятам за Джозефом. Отец был слишком занят делами.
Чарльз поднял весла, и несколько минут мы просто скользили по водной глади. Я опустила руку, коснулась воды. В мою ладонь уткнулась кувшинка, и, повинуясь порыву, я подняла ее на несколько сантиметров над озером.
– Смотри, Чарльз, – воскликнула я, показывая ему удивительный цветок.
– Осторожнее, – он аккуратно опустил мою руку вниз. – Кувшинки очень хрупкие.
Я посмотрела на него с любопытством.
– Ты единственный мужчина из тех, кого я знаю, кто так заботится о цветах.
Чарльз пожал плечами.
– Думаю, это влияние Джозефа. – Он снова посмотрел на озеро. – Кувшинки особенные. Видишь ли, они не всегда здесь росли. Первую кувшинку я увидел вон там, когда был мальчишкой. Всего одну. Джозеф показал мне ее. С каждым годом их становилось больше. И теперь… – Он махнул рукой в сторону белого пятна на воде на некотором расстоянии от нас. Я пригляделась: бесчисленное количество белых цветов размером с мою ладонь закрывало огромный участок озера. – Ты только посмотри на них!
– Просто дыхание перехватывает! – воскликнула я, с улыбкой глядя на цветы.
– Они очень капризные, все зависит от условий, – заметил Чарльз. – Слишком много солнца или недостаточно света, и все, они погибают. Я бы сказал, что кувшинки застенчивые, застенчивые и гордые.
Я снова улыбнулась.
– И еще они нежные, – продолжал Чарльз. – Если их сорвать, они тут же завянут. Джози обычно приплывала сюда с подружками, они для забавы набирали целые охапки кувшинок. Спустя час цветы уже увядали, валяясь на причале, – он умолк, явно взволнованный воспоминаниями. – Я не мог смотреть, как они умирают. Просто так, ни за что.
Я снова посмотрела на озеро. Кувшинки поднимались и опускались на волнах, словно дети, играющие в прибое.
– Здесь они счастливы, – сказал Чарльз. – Когда ты срываешь их, они задыхаются.
Поднялся ветер, спутал мне волосы. Я вернула на место выпавшую заколку, и тут первая капля дождя упала мне на щеку.
– О, нет, – заволновалась я, ощущая следующую каплю на руке.
Чарльз взялся за весла.
– Нам лучше вернуться.
К тому времени, когда мы добрались до причала, хлынул настоящий ливень, и все мои попытки сохранить прическу оказались бессмысленными. Но я все же как-то пыталась спасти повисшие кудри. Промокшее насквозь платье облепило тело. Я инстинктивно оттягивала ткань, чтобы она не подчеркивала мой округлившийся живот, хотя эта округлость и была заметна только мне.
– Ты только посмотри на нас, – Чарльз привязал лодку, – парочка мокрых водяных крыс.
Он взял меня за руку, и мы побежали через лужайку к дому. Я была в ужасе от того, как выглядела. Мое отражение в зеркале с позолоченной рамой подтвердило мои опасения. Румяна бледно-розовыми потеками стекали со щек. Волосы повисли, облепили голову, словно мокрые водоросли.
– Дорогая! – воскликнула Опал. – Грета! – крикнула она. – Найди для мисс Рэй какую-нибудь сухую одежду в гостевом крыле.
– Идемте со мной, мисс Рэй, – обратилась ко мне экономка. Я прошла следом за ней по коридору, отчетливо ощущая каждую каплю, падавшую с моей одежды на натертый до зеркального блеска паркет. Мы повернули за угол, Грета открыла дверь в западное крыло дома. – Здесь наверняка найдется какое-нибудь платье, – пояснила она. – В доме часто бывают гости по выходным. Так что в гардеробах всего достаточно.
Странно было представить людей, которые путешествуют без багажа. Но, возможно, им просто всегда предоставляли все необходимое, где бы они ни находились.
Грета достала из шкафа кремовое платье с низким вырезом.
– Кажется, это ваш размер, – она протянула его мне. – Надеюсь, подойдет.
Я бы предпочла более элегантный наряд. Платье казалось мешковатым и слишком широким в талии. Я беспокоилась о том, в каком виде предстану перед отцом Чарльза. Грета сняла с меня одежду. Я избегала ее взгляда, пока она расстегивала мой корсет, разорванный на боку слева и полинявший от многочисленных стирок в воде, оставшейся после купания. Хозяйственное мыло было роскошью, без которой мы с моими соседками обойтись не могли, но мы всегда экономили и старались как можно бережнее использовать каждый грамм. Грета одевает женщин из семьи Чарльза в шелковое французское белье, что же она подумает обо мне, одетой в такие лохмотья?
Что бы экономка ни думала, мысли свои она оставила при себе, протянув мне пушистое белое полотенце. Я с удовольствием завернулась в него, пытаясь согреться. Из комода, стоявшего поблизости, Грета достала нижнее белье.
