– Ты отлично выглядишь, – ободряюще заметил Чарльз, ощутив мою тревогу.
– Я просто хочу, чтобы этот вечер прошел хорошо, – ответила я, поворачиваясь к нему.
– Так и будет, – заверил меня Чарльз, накручивая на палец прядку моих волос.
Я отодвинулась от него.
– Осторожно, ты испортишь мне прическу.
Но он не послушался и глубже запустил пальцы в мои волосы.
– Ты неисправим, – вздохнула я.
Я была настолько занята мыслями о своем платье и прическе, да к тому же я безумно нервничала из-за предстоящей встречи с родителями Чарльза, что совсем не следила за дорогой. А ехали мы уже довольно долго, и центр города остался далеко позади. Чарльз свернул на дорогу, уходящую вдаль между двумя каменными столбами. Это был въезд в Уиндермир, как было указано на табличке.
Разумеется, я слышала об этом привилегированном районе. Моя мама до своей смерти присматривала за детьми в одной богатой семье, жившей именно здесь. И Джорджия тоже работала няней в обеспеченной семье из Уиндермира. Каждый день в пять утра водитель молочного фургона подвозил ее до самого дома, так что она успевала застать своих детей спящими. Ее хозяйка, неприветливая женщина, до полудня валявшаяся в постели, жаловалась, что от одежды Джорджии пахнет кислятиной из-за поездок в молочном фургоне. Хозяйка заставляла ее переодеваться в форму в помещении для прислуги, прежде чем Джорджия могла войти в дом.
– Значит, ты здесь вырос? – спросила я, любуясь ухоженными домами, особняком с остроконечной крышей справа от нас и викторианским строением слева. Мне бы хотелось, чтобы Чарльз немного сбросил скорость, тогда бы я смогла осмотреть каждое здание более внимательно. Никогда еще мне не доводилось видеть такие изысканные жилища.
– Родился и вырос, увы, – ответил Чарльз, словно это признание пятнало его биографию. Я с восхищением смотрела на идеально ухоженные сады по обе стороны дороги, в которых не было ни единого сорняка. Ряды азалий – симфония ярко-красных цветов – молили о внимании, но Чарльз не сводил глаз с дороги, не замечая их красоты. – Когда мне исполнилось восемнадцать, я не мог дождаться, когда смогу вырваться из этой тюрьмы, – продолжал он.
– Почему? – с легкой завистью спросила я, очарованная окружающей красотой.
– Думаю, я просто презирал все это. Здесь каждый старается делать вид, что он совершенство, – Чарльз на мгновение повернулся ко мне, потом снова стал смотреть на дорогу. – Но, уверяю тебя, что в происходящем за стенами этих домов нет ничего совершенного.
Он мог бы и не говорить мне этого. Я и сама об этом знала. Мама рассказывала мне о неуравновешенной девочке, за которой она присматривала много лет назад в Уиндермире. Однажды малышка взяла свечку и подожгла гардины в туалетной комнате матери. Вспыхнуло такое сильное пламя, что едва не загорелся весь дом.
Чарльз свернул сначала на боковую улицу, где в ряд выстроились более экстравагантные особняки, а потом и на длинную подъездную дорожку. В самом ее конце виднелись ворота, возле которых стоял мужчина в черном костюме.
– Добрый вечер, мистер Чарльз, – поздоровался он, приложив пальцы к фуражке и распахивая ворота.
Чарльз провел автомобиль по круговой дорожке, усыпанной гравием, остановил его, вышел и открыл мою дверцу.
– Я хочу познакомить тебя со стариной Джо, – обратился он ко мне. – Джозеф! – крикнул он мужчине у ворот. – Ты по мне скучал?
Пожилой человек с седеющими волосами сердечно улыбнулся.
– Добро пожаловать домой, мистер Чарльз, – ответил он и взялся за грабли, чтобы разровнять потревоженный гравий.
Я с восторгом смотрела на незнакомый мне мир Чарльза, в котором слуги появлялись из-за каждого угла, следя за тем, чтобы каждый камешек на вашем пути был возвращен на положенное место.
Я посмотрела вверх, на особняк, такой красивый и совершенный, что один его вид напугал меня.
– Он выглядит как… дворец, – прошептала я, завороженная величием здания.
– Мама увидела во Франции замок, который ей понравился, и архитектор в точности воспроизвел его по приказу отца, – объяснил Чарльз, несколько смущенный явной роскошью своего родового гнезда.
Парные кипарисы обрамляли крыльцо и почти касались ветвями шиферной крыши, над которой возвышалась массивная труба дымохода. Я посмотрела на красивую каменную кладку на толстых высоких стенах особняка, увенчанную сложным карнизом. У парадной двери стояли каменные вазоны, в каждом из которых росли кусты изумрудно-зеленого самшита, подстриженные в форме идеальной спирали.
– Чарльз! – Из дома вышла женщина и с распростертыми объятиями двинулась ему навстречу. Каждый ее шаг сопровождал шелест элегантного платья цвета слоновой кости. Я сразу же обратила внимание на ее тонюсенькую талию, которую подчеркивал широкий голубой пояс. В высокой прическе дамы было что-то царственное.
– Мама, – Чарльз нагнулся к ней. Мать взяла его за руки и расцеловала в обе щеки. Я ждала, когда она посмотрит на меня, и вот этот момент настал.
– Кто это с тобой, Чарльз?
– Это Вера, – с гордой улыбкой ответил он. – Вера Рэй.
Я, протянув руку, молилась про себя, чтобы миссис Кенсингтон не заметила мою потрескавшуюся и покрасневшую кожу – все из-за мытья посуды в ресторане.
– Рада познакомиться с вами, мэм, – чуть слышно произнесла я.
Ее рука показалась мне прохладной и бархатной. Надо было мне послушаться совета Кэролайн и подержать руки в жире. Но я этого не сделала, и теперь мама Чарльза бог знает что обо мне подумает!
– Вы можете называть меня Опал. – Мать Чарльза бросила взгляд на мои туфли. Платье у меня было высший класс – спасибо Чарльзу, – но обувь была совсем поношенной. У меня на лбу выступили капельки пота. На какой туфле дырка, на правой или на левой? Я лихорадочно пыталась это вспомнить и поставила правую ступню так, чтобы каблук туфли на левой ноге прикрывал правую туфлю. Я не осмеливалась посмотреть вниз, чтобы не привлечь еще больше внимания к моей старенькой обуви. Подумать только, я три недели копила деньги, чтобы для меня отложили черные кожаные лодочки у «Фредерика и Нельсона». Чарльз бы сразу их мне купил, это точно. Но я никогда ничего у него не просила. Мне это казалось неправильным.
– Мне очень хотелось познакомить Веру с моей семьей, – пояснил Чарльз, касаясь легким поцелуем моей руки.
– Как… мило, – ответила Опал, и ее голос взлетел на несколько октав на слове мило. Улыбка быстро исчезло, глаза сузились. Под ее взглядом я почувствовала себя неуклюжей. – Вы как будто уже встречались с Джозефиной.
Я вспомнила весьма неловкие обстоятельства, при которых я действительно встречалась с сестрой Чарльза. Причем дважды.
– Да, – ответила я, уверенная в том, что покраснела, как пион.
– Что ж, – продолжала Опал, – я рада, что ты заехал к нам, сын. Вы останетесь на ужин?
