В избе появлялись все новые посетители. Через порог перенес костыль худощавый человек с нечесаными волосами и синими, блуждающими глазами. Глаза взволнованно кого-то искали и, не находя, наполнялись слезной печалью.
– Егорушка, посиди давай, а батюшка скоро выйдет. – Семен Семеныч направил калеку к лавке, и тот неловко сел, не зная, куда деть костыль.
Вошла чернявая, похожая на цыганку женщина. На увядшем смуглом лице оставались красивыми пунцовые губы и лучистые глаза, которые были обведены темными больными кругами, а щеки начинала покрывать мелкая рябь морщин.
– На-ка стул, Елена. Нет, под часы не садись, а туда, к окну, – командовал Семен Семеныч, между тем как бородатый Федор скрылся за перегородкой, откуда звучали два рокочущих голоса, его и отца Матвея.
Отворилась дверь, и вошла маленькая молодая женщина с матерчатой сумкой. Кофта ее не сходилась на животе, который круглился, натягивал платье. Ее милое лицо сплошь покрывали рыжие веснушки, как это бывает у беременных. Серые глаза светились робкой надеждой, тихим умилением и виной, за свой живот, плохо застегнутую кофту, желтые, цыплячьего цвета носки и большие нечищеные туфли.
– Пришла, Анютка, а ведь батюшка брать тебя не велел, – сердито встретил ее Семен Семеныч.
– Куда же я? – умоляюще сказала женщина. – Куда же я теперь?
– Думать надо было, когда нагуливала. Будет теперь блядин сын. С ним не спасемся. – Семен Семеныч подставил ей табуретку, сердито отвернулся.
Сидели молча с кульками и сумками. Лемехов не знал, в какую дорогу они все собрались. Чувствовал, что предстоящая ему дорога продолжит множество предшествующих дорог, сольется с ними в один общий путь.
За перегородкой умолкли песнопения. На свет вышли отец Матвей и Федор, оба чернявые, бородатые, еще неся в горле рокочущий звук.
– Братья и сестры. – Отец Матвей вскинул иссиня-черные брови. Его глаза восторженно сверкали, как два черных бриллианта. Белый завиток в бороде ослепительно сиял. – Вы собрались в эту скромную келью, которая стала для вас домом духовным. Готовы от ее порога ступить на стезю последнего очищения и спасения. Многих мы звали с собой, но не многие откликнулись, ибо много званых, но мало избранных. Вы избранные дети Божьи, но не вы избрали себе спасение, но Господь сам выбрал вас, отсеяв от миллионов других, как зерна отсеивают от плевел. Вы – зерна, из которых будет испечен хлеб новой жизни. Вы – соль земли, которую Господь берет себе, отделяя от мертвого песка и глины. Вы – малое стадо, которое собралось из миллионов заблудших овец, отданных в пищу волкам. Вы же, претерпев многие испытания и муки, одержали победу. И теперь во славе Божьей идете на встречу с Отцом Небесным.
Лемехов чутко и сладко внимал. Его сердце было подобно птице, сидящей на ветке и готовой взлететь. Впервые за минувшие недели, когда мир вокруг сгорал и осыпался ему на голову холодной золой и он покорно подставлял голову под эти темные пласты пепла, – впервые сверкнула лазурь. В надежде и страхе он слушал священника, зовущего в таинственный путь.
– Ты, Ирина, многострадальная дщерь Божья. Претерпела от клеветников, которые воспользовались твоей простотой, оговорили тебя, повесили на тебя растрату в магазине, и ты в тюрьме мучилась за чужие грехи, сносила терпеливо свою муку. О таких Христос сказал: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное». Тебе, Иринушка, уготовано Царствие Небесное.
На тяжелом унылом лице женщины дрогнули губы, она слабо всхлипнула и замерла, оцепенела.
– Ты, Егорушка. – Отец Матвей обратился к инвалиду, уложившему на пол костыль. – Ты усердный в молитвах, сносишь насмешки, побои, безропотно принимаешь свою судьбу и благодаришь Бога за все. Во всем видишь волю Божью. О таких Спаситель сказал: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Ты, Егорушка, вкусишь райских хлебов.
Калека тихо ахнул, и на его изможденном лице счастливо засияли глаза.
– Ты, Виктор, был воином и солдатом, и в военном походе усмирял врага и нес родной земле мир. Пострадал от взрыва, и теперь все мучаешься, так что горлом кровь идет. О таких, как ты, Отец наш Небесный сказал: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими». И теперь ты воин Христов и идешь в поход, чтобы обрести Царствие Небесное.
Парень, к которому были обращены слова священника, задышал глубоко, и на его сером одутловатом лице проступил слабый румянец.
– Ты, Елена, многое испытала, и немалую часть жизни провела в суете, артисткой, певицей, плясуньей, и многим искушениям предавалась. Но Господь вразумил тебя тяжелым недугом, и ты вняла его вразумлению, и чистосердечно отстала от прежней жизни. И теперь ты в малом стаде, которое спасется. О тебе Христос сказал: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
Елена вспыхнула, и ее усталое лицо на мгновение вдруг стало прекрасным, как будто солнце из-за тучи брызнуло светом, а потом померкло.
– Ты, Семен Семеныч, кроткий и безответный. Сердитого слова от тебя не слышишь. «Бог простит. Бог простит». О таких Спаситель сказал: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Семен Семеныч перекрестился, подбежал к батюшке и приложился к его белой большой руке.
– А ты, Федор. – Отец Матвей повернулся к суровому бородачу. – Ты долго искал свою правду. Был милиционером, налоговым инспектором, то есть мытарем, торговую лавку держал и нигде себя не нашел. Нигде не сыскал истины, и только во Христе утешился. О подобных тебе Христос сказал: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное».
Бородач засопел и потянул железный кулак к глазам, в которых блеснули слезы.
– А ты, раб Божий, – обратился священник к Лемехову, – не знаю, как звать тебя, зато Господь знает. По виду много тебе досталось в миру, много камней в тебя брошено, но камни эти тебя не убили, а пригнали к нам. И ты благослови эти камни. Вижу по твоим глазам, что нет в тебе зла, а одна боль. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Потерпи, и боль твоя сменится несказанным блаженством.
Впервые за эти недели к Лемехову обратились со словами утешения и любви. Не гнали, не отвергали. Не спрашивали, кто он и откуда. Приняли в свое братство, и он испытал ко всем, кто его окружал, слезную благодарность. Не понимая и не стараясь понять смысл этого ночного собрания, обожал этого батюшку с белым завитком в бороде, который сиял, как серебряный месяц в ночи. Был готов следовать за ним, радостно повинуясь его пастырской воле.
– А ты, Анюта, зачем пришла? – Отец Матвей грозно уставился на маленькую женщину, натянувшую кофту на круглый живот. – Ты не угодна Господу. Ты блудница, и от тебя родится блядин сын. О подобных приблудных младенцах Иисус сказал, что лучше бы им не родиться, такие они примут муки. Ты, как паршивая овца, портишь все наше стадо. Ступай вон!
– Батюшка, не гони! – зарыдала беременная. – Я у Господа вымолю спасение для сынишки. Как же мы будем здесь погибать, как же змеи нас искусают, как же муравьи нас обглодают, как же в котлы с кипятком нас кинут, как же ножами нас посекут? Батюшка, не гони! Господь милосердный простит и не отвергнет!
