– Я скорблю по поводу этой смерти. Лично для вас, господин президент, это большая утрата.
Башар Асад был худощав, строен. Движения его были грациозны. Длинную шею увенчивала небольшая красивая голова с аристократическими усиками. Глаза были внимательны и спокойны. В них притаилось упорное ожидание, которое могло показаться обреченностью. Лемехов рассматривал его благородное лицо и сравнивал его судьбу с судьбой Саддама Хусейна и Муаммара Каддафи, мучеников власти, которых поглотили тьма и насилие.
За окном резиденции грохнуло, задрожали стекла, глухой удар колыхнул флаг над головой президента. Лемехов вздрогнул.
– Это бьют «катюши» в районе правительственного аэродрома. Сейчас бои идут в пригороде Дамаска, в Дерайе. Бригада спецназа выбивает оттуда мятежников.
– Мы в России восхищаемся стойкостью сирийской армии. Вашей стойкостью, господин президент, – произнес Лемехов, вся плоть которого помнила недавний взрыв в мечети, взрывную волну, толкнувшую в спину.
– Россия для Сирии – главный союзник. Россия помогает нам выдержать дьявольский натиск агрессии, заговор Запада и Соединенных Шатов против нашей страны. Политическая поддержка России блокирует в ООН решение Совета Безопасности начать воздушную войну против Сирии.
– Президент Лабазов прекрасно понимает проводимую Америкой «стратегию хаоса», уже превратившую множество стран в бесформенные руины. Здесь, в Сирии, благодаря вашему мужеству, господин президент, этой «стратегии хаоса» поставлен заслон.
Лемехов, касаясь рукой золоченого кресла, глядя на маленький узорный столик, инкрустированный перламутром, чувствовал ревущую волну хаоса, сметающую государства, рвущую заклепки, на которых держатся мировые устои. Сорный ветер готов был ворваться в нарядную залу и умчать этого изысканного человека с его флагом, шелковым галстуком, упрямым и обреченным взглядом.
– Я вижу в президенте Лабазове верного друга и союзника. Он является мудрым руководителем, который вернул России ведущее место в мире. Народы смотрят с надеждой на президента Лабазова, признают его заслуги перед человечеством.
Лемехов вдруг подумал, что скоро, когда воссияет его звезда и он станет президентом России, вот так же в золоченых гостиных и парадных кабинетах лидеры государств будут произносить в его адрес хвалы, называть его оплотом и надеждой народов.
Служитель на серебряном подносе принес чашечки кофе, сласти. Бережно и бесшумно расставлял угощение на резном столике.
– В чем особенно нуждается сирийская армия, ведя упорные бои с врагом? Чем может помочь Россия? – Лемехов пригубил густой, раскаленный кофе, ощутив его терпкую горечь.
– Мы остро нуждаемся в вертолетных двигателях. Парк вертолетов изношен, и мы, отказываясь от вертолетов, лишаемся своих преимуществ. Нам необходима бронетехника. Наши боевые машины используются с советских времен. Они израсходовали свой ресурс. Кроме того, мятежники вооружены гранатометами, которые причиняют нашим машинам ощутимый урон. И конечно, воздушная оборона. Мы не исключаем вероятности и «бесконтактной войны», как это было в Ираке или Ливии. Нападение возможно со стороны Средиземного моря, с авианосцев Шестого американского флота. Со стороны Персидского залива. С аэродромов Израиля. Ваш зенитно-ракетный комплекс «Панцирь» прикрывает Дамаск с главных направлений, но остаются неприкрытыми несколько секторов. Нам необходимы дополнительные дивизионы «Панцирей», делающие оборону Дамаска непробиваемой.
– Нам известны потребности сирийской армии. Сегодня вечером я провожу совещание с нашими специалистами, и уточню численные показатели наших оборонных поставок.
Они продолжали обсуждать положение на фронте, суть религиозного конфликта, участие в войне Турции, Иордании и Саудовской Аравии, роль Ирана и «Хезболлы». Лемехов убеждался, что перед ним непреклонный лидер, утонченный интеллектуал, оригинальный стратег, сделавший свой выбор. Никакая опасность не заставит его покинуть страну. До последнего дыхания, даже окруженный врагами, он будет сражаться и героически примет смерть.
– Передайте президенту Лабазову мою искреннюю благодарность, – сказал в заключение Башар Асад, – Россия должна гордиться таким президентом и очень его беречь.
Покидая приемный зал, Лемехов слышал, как позванивают стекла от залпов «катюш».
Вечером в посольстве он совещался с дипломатами, военными советниками, генералами разведки, специалистами, обслуживающими боевую технику. Уточнялись потери сирийцев в вертолетах, боевых машинах и танках. Определялся объем поставок артиллерийских снарядов и ракет для установок залпового огня. Рассматривались позиционные карты с нанесенными на них батареями «Панцирей», направления возможных ударов натовской авиации. Собравшиеся специалисты казались осведомленными, бывали в войсках. Делились горькими наблюдениями. И на каждом лежала едва заметная окалина длящейся бесконечно войны.
Утром Лемехов проснулся от сердечного перебоя, словно клюнула невидимая птица. Полутемный номер с восточной вазой. Ковер с полосой солнца. Скопившийся за шторой утренний свет. Это было утро его войны, его смертельного риска, быть может, смерти. Ради этого утра он явился в стреляющую страну, чтобы искусить судьбу. Быть может, его мессианский проект является просто фантазией, которую оборвет случайная пуля. Или он пронесет свою мечту сквозь взрывы и пули.
Лемехов отдернул штору. Утреннее солнце хлынуло в комнату. За окном возвышались озаренная мечеть, несколько пальм, виднелась улица с шевелящимся слюдяным блеском. За ними высились сиреневые горы в тенях, и казалось, под мягким одеялом лежат великаны.
Лемехов смотрел на горы. Там не было дорог и строений, а только мягкие тени, в которых укрылось таинственное библейское время. Там обитали пророки, шли волхвы, случались чудеса, а теперь все это укрылось под сиреневым пологом, недоступное для прозрения.
«Неужели это мои последние видения? И мне суждено погибнуть под чужим солнцем, в чужой земле, смешавшись с прахом исчезнувших безымянных народов?»
В холле Али, любезный и приветливый, с тихой печалью в глазах сообщил:
– Нас ждет командир бригады. Он был очень польщен вашим желанием посетить его штаб.
– Какая обстановка в районе Дерайи?
– Идут бои с применением артиллерии и танков.
«Неужели я больше не увижу эти вьющиеся лианы, ниспадающие из купола до самой земли? И этот фонтан с шелестящими струями? И служителя, несущего на подносе фарфоровый чайник и чашечки? Ради чего я приношу эту жертву? Быть может, сослаться на нездоровье, на вчерашнюю контузию, и вернуться в номер? Я уже испытал судьбу, и она меня сохранила. Я ее избранник, любимец. Хватит ее искушать».
– Машины нас ждут, – произнес Али.
Лемехов вышел сквозь стеклянную карусель в солнечное пекло.
Они мчались по Дамаску на двух машинах в сопровождении охраны. Вначале город клубился толпой, теснился жилыми кварталами, мерцал автомобильным потоком. Потом жилые дома расступились, потянулись лавки, склады, ремонтные мастерские, за которыми открывалась степная пустота с холмами. Лемехов продолжал мучиться, цеплялся взглядом за мелькавшие вывески, за велосипедиста, за двух женщин у обочины. Словно хотел задержаться, остановить слепое стремленье туда, где поджидала его смерть. Но неодолимая сила мчала его вперед навстречу роковому испытанию, которое он задумал. Является ли он избранником, мессианским лидером, любимцем истории? Или это дурное наваждение, безумная мечта, предел которым положит пуля. «И следила взглядом зорким вороненая беда. И темнела за пригорком смоляная борода», – звучал в нем отцовский стих.
