– Я думаю о том же, Евгений Константинович. Многие из нас так думают.
Они двигались вдоль машин, и каждая излучала сияние, словно была окружена нимбом. Многоцелевой самолет, способный выполнять множество боевых назначений. Он – дальний перехватчик, сбивающий врага хоть над Северным полюсом, хоть в центре Европы. Он – виртуозный истребитель воздушного боя, то несущийся на сверхзвуковых скоростях, то застывающий в небе, как недвижный крест. Он – самолет поля боя, поджигающий танковую колонну врага, скопление пехоты и техники.
– Буду с вами откровенен, Степан Степанович. Я решил создать партию, которая провозгласит национальной идеей – немедленное развитие. Мы топчемся на месте, а мир стремительно от нас удаляется. Сегодня главный ресурс – не углеводороды, не алмазы и даже не пространство. Главный ресурс – время. Подлетное время ракет. Время обработки информации в суперкомпьютерах. Историческое время. Мы, черт возьми, теряем историческое время. Партия, которую я создаю, должна устранить брешь, сквозь которую утекает историческое русское время.
– Я так считаю, Евгений Константинович, у России есть мощные двигатели, но они не задействованы. Сегодняшняя власть, похоже, о них просто не догадывается. Не знает, где они расположены. Инженеры укажут на эти двигатели, запустят их. И тогда Россия начнет развитие.
Они двигались по цеху, где стояли компактные, похожие на остроносых рыб, учебно-боевые самолеты, изящные «спарки», предназначенные для обучения летного состава. Самолет в час войны из учебного превращается в грозную боевую машину, несущую ракетно-бомбовый груз.
Тут же, на заводе, создавались элементы французского пассажирского «Эйрбаса», летающего по всему миру. А в новых, стремительно возводимых цехах готовились линии для производства отечественного магистрального самолета. С его появлением слухи о кончине отечественного гражданского авиастроения прекращались.
Все эти машины демонстрировали взлет русской авиации. Возрождение оборонно-промышленного комплекса. Указывали на то, что долгожданное развитие не за горами. Сдвигается с места застывшая махина страны. Гигантский самолет «Россия» медленно начинает выруливать на взлетно-посадочную полосу и готов взмыть в небо.
– Россия, Степан Степанович, напоминает птицу, которая сидит на ветке и хочет взлететь. Вытянет шею, раскроет крылья, а потом опять сожмется, втянет голову и остается на ветке. Но птица должна взлететь. Мы – партия высокого полета. Мы приглашаем в партию тех, кто хочет летать и устал сидеть на ветке. Пойдете ко мне в партию, Степан Степанович?
– Пойду. Люди вам доверяют, Евгений Константинович.
Лемехов был благодарен директору за искренние слова, за уверенные спокойные мысли, за прекрасный завод. Самолеты нацелили свои отточенные фюзеляжи в сторону Сирии, откуда к границам России готова полыхнуть война. Самолеты смотрят в сторону Арктики, где начинается схватка за арктические шельфы, и мировые державы посягают на исконные богатства России. Самолеты смотрят на Европу, где НАТО наращивает военную мощь, и все новые и новые системы сверхточного оружия готовятся к бесконтактной войне.
Лемехов думал – здесь, среди этих самолетов, видишь достижения российской науки, дальновидность инженерной мысли, стратегию военных. Чувствуешь, что русская цивилизация переходит на новый уровень, облекается в новые формы. Здесь нет уныния, нет печали о прошлом, нет тусклого безысходного выражения глаз. Здесь – воля, сила и творчество. Здесь, среди этих самолетов, надо проводить молодежные съезды. Сюда должны приходить историки и философы. Здесь место художникам, музыкантам и поэтам. Рывок, который начнет Россия, нуждается в своих певцах, летописцах и проповедниках. Пусть проповедь о грядущей Русской победе зазвучит не только с амвонов храма, но также из этого восхитительного цеха. Он и есть амвон русского развития.
Так думал Лемехов, двигаясь вдоль самолетов, словно репетировал речь, которой откроет партийный съезд.
– Я вам пришлю приглашение на съезд, Степан Степанович. Возьмите с собой Главного инженера и Главного конструктора. «Авиационное звено».
– Сочтем за честь быть рядом с вами, Евгений Константинович.
Лемехов приблизился к машине, которая простерла к нему свое отточенное крыло. Тронул фюзеляж. Тепло ладони перешло в металл, потекло в крылья, в лопатки турбин, в драгоценный кристалл кабины. Он передавал самолету свою веру, волю. Волю к Русской победе. Самолет унесет его прикосновение в небо, откуда видна таинственная и чудесная русская даль.
Он покидал завод, создав на нем ячейку будущей партии.
Так неутомимо он посещал предприятия, решая в этих поездках множество производственных задач. Но среди совещаний, жестких разговоров и споров находил время для приватных встреч с директорами, вовлекая их в строительство партии.
Под Новосибирском он побывал на заводе боеприпасов – реактивных снарядов для установок залпового огня. Стрельба из таких установок – ревущая плазма, которая летит в туманную даль, срезает горы, оплавляет скалы, превращает укрепрайоны врага в жаркий пепел. Завод размещался под землей, был окружен земляным валом, как древнее поселение, чтобы взрыв на заводе, если случится беда, не снес соседний город.
Директор был маленький, лысый, чернявый. Его умные зоркие глаза нагляделись на дурных чиновников и тщеславных политиков, голодающих рабочих и плутоватых менеджеров. Он согласился приехать на съезд.
– Мы, Евгений Константинович, всегда вместе с народом. Если вы говорите «надо», я отвечаю «есть».
Его глаза буравили Лемехова, словно хотели угадать, чего будет больше от вступления в партию, хлопот или пользы. Он надеялся укрыться в партии от возможных напастей. Так осторожный зверек зарывается в кучу листвы, если над ним нависает хищная тень совы. Лемехов чувствовал его лукавство, но и такой хитроватый член партии был ему нужен.
В Туле Лемехов посетил завод, выпускающий «Панцири», зенитные ракетно-пушечные комплексы. Эти мощные установки сбивали армады крылатых ракет, несущихся на малых высотах. Ломали стратегию «бесконтактной войны», когда бомбардировщики, не влетая в зону противовоздушной обороны, на дальних подступах к городам выпускают по ним сотни ракет. Так были уничтожены Багдад и Триполи, не имевшие в своем распоряжении «Панцирей». Теперь эти несравненные системы обороняли Дамаск, удерживали НАТО от бомбардировок. Лемехов устранил препятствия, мешавшие наращивать производство систем, в которых так нуждалась воюющая сирийская армия.
Он обедал с директором, спортивного вида блондином, чей малиновый шелковый галстук был повязан с небрежностью парижского художника.
– Получили ваше соболезнование, Евгений Константинович, в связи с кончиной академика Шипунова. Завод осиротел. Академик болел, не мог ходить, а разум оставался светлым до последней минуты. Он усовершенствовал «Панцирь», усовершенствовал противотанковые ракеты «Корнет», работал над созданием управляемой пули. Заменить его некем.
– Великие художники незаменимы. Они умирают, а их шедевры продолжают жить. «Панцирь» и «Корнет» – это шедевры.
