– Все-таки, что ты думаешь о его рассказах? Взять хотя бы тот, о братьях-близнецах.
– По-моему, отлично.
– А по-моему, ужасно. Атеист знает Библию назубок – невероятно. И переодевшись викарием, читает проповедь!
– Братская любовь.
– Да он неспособен на любовь. Он – невежа и слабак. Не понимаю, почему читатель должен ему сопереживать или задумываться о его судьбе.
У меня создавалось впечатление, что мы говорим о Хейли, а не об Эдмунде Альфредесе. В интонациях Макса угадывалось напряжение. Мне показалось, что я вызвала в нем ревность.
– Мне он показался очень привлекательным. Умный, блестящий оратор, озорник, готов идти на риск. Не чета этой – как ее? – Джин.
– В нее я вообще не мог поверить. Роковые женщины, склонные к разрушению, – это плод воображения мужчин определенного типа.
– Каков же этот тип?
– А кто его знает? Мазохисты. Люди с комплексом вины. Ненавидящие себя. Может, ты сама мне расскажешь, вернувшись.
Макс встал, давая понять, что встреча окончена. Я не знала, сердится ли он. Уж не думалось ли ему, в силу некоей извращенной логики, что он вынужден жениться из-за меня? Или же он злился на самого себя? Или его обидело мое замечание о браке по сговору?
– Ты правда думаешь, что Хейли нам не подходит?
– Это епархия Наттинга. Странно другое: то, что тебя посылают в Брайтон. Обычно мы не участвуем в этом сами. Логично было бы послать кого-нибудь из фонда, действуя опосредованно. Кроме того, мне кажется, что все это дело, хм, не мое…
Он стоял, опершись о стол кончиками пальцев, и будто указывал мне на дверь легким наклоном головы. Вышвырнуть меня из кабинета с наименьшими усилиями. Но мне не хотелось заканчивать разговор.
– Есть еще кое-что, Макс. Ты единственный, кому я могу об этом сказать. Мне кажется, что за мной следят.
– Правда? Приличное достижение для твоего должностного уровня.
Я проигнорировала насмешку.
– Я говорю не о руке Москвы. Наверное, это служба внутренней безопасности. Кто-то был в моей комнате.
После последней встречи с Шерли я внимательно оглядывалась по пути домой, но не замечала ничего подозрительного. Однако я не знала, кого искать, как обнаружить «хвост». Нас этому не учили. Я имела об этом отдаленное представление из кинофильмов. Несколько раз, резко обернувшись, я шла обратно по улице и вглядывалась в сотни лиц спешащих горожан. Несколько раз входила в поезд метро и немедленно выходила из вагона. Единственным результатом становилось то, что я удлиняла свой путь в Камден.
И все же я добилась цели. Макс снова сел за стол, разговор возобновился. Его лицо стало жестким, он теперь выглядел старше.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, понимаешь, какие-то вещи в моей комнате лежат не на местах. Ищейки, должно быть, не слишком аккуратны.
Он пристально глядел на меня. Я чувствовала, что выгляжу дурой.
– Сирина, остерегись. Если ты делаешь вид, что знаешь больше, чем на самом деле, если ты притворяешься, будто тебе доступно знание, несоразмерное с тремя месяцами работы в канцелярии, то ты производишь на всех ложное впечатление. После «кембриджской тройки» и Джорджа Блейка люди все еще нервничают и несколько деморализованы. Они склонны к слишком поспешным выводам. Так что перестань вести себя так, будто ты знаешь больше, чем тебе положено. За тобой начнут следить. По существу, в этом и состоит твоя проблема.
– Это догадка или утверждение?
– Дружеский совет.
– Значит, за мной действительно следят.
– Я здесь относительно мелкая сошка. Я бы узнал об этом в последнюю очередь. Люди видели нас вместе…
– Ну, это больше не повторится, Макс. Может быть, наша дружба вредила твоей карьере.
Это было низко. Я с трудом признавалась себе в том, насколько меня огорчила новость о его помолвке. Его самообладание меня бесило. Мне хотелось вывести его из себя, наказать его. Мне это удалось. Он снова вскочил, заметно дрожа:
– Неужто все женщины не способны разделять профессиональную и частную жизнь? Сирина, я пытаюсь тебе помочь. А ты не слушаешь. Выражусь по-другому. В нашей работе граница между воображаемым и действительным может оказаться размыта. По правде говоря, эта граница – большая серая зона, в которой легко заблудиться. Вообразишь себе что-то, а это и окажется реальностью. Призраки оживают. Я понятно говорю?
Не очень. Я уже и сама стояла, готовясь резко ему возразить, но он не собирался меня слушать. Прежде чем я успела раскрыть рот, он тихо сказал:
– Тебе лучше идти. Просто выполняй свою работу. Смотри на вещи проще.
Я намеревалась уйти шумно. Вместо этого мне пришлось затолкать свой стул под его стол и протиснуться вдоль стены к выходу, а оказавшись в коридоре, я не смогла хлопнуть дверью, как следует, потому что косяк был перекошен.
11
Бюрократические проволочки, неизбежные в ведомствах, подобных нашему, похоже, были обязательной частью внутреннего распорядка. Черновик моего письма, адресованного Хейли, был представлен Максу, который внес в него поправки; та же участь постигла вторую версию; наконец, третий вариант письма был передан Питеру Наттингу и Бенджамину Трескотту, и я почти три недели ожидала их замечаний. Таковые были внесены в письмо, и я опустила в почтовый ящик его пятую и окончательную версию спустя пять недель после написания первой. Прошел месяц, но ответа мы не получили. Проведенные в наших интересах расспросы позволили установить, что Хейли находится в научной командировке за рубежом. Только в конце сентября мы получили его ответ, написанный на вырванном из блокнота линованном листе бумаги. Почерк выглядел нарочито небрежным. Хейли писал, что ему хотелось бы получить более подробную информацию. Концы с концами он сводил, преподавая в университете, а значит, у него был кабинет в кампусе. Лучше встретиться в колледже, писал он, потому что в квартире у него тесновато.
У меня состоялся еще один, последний «брифинг» с Максом.
– А что ты скажешь о рассказе в «Пари ревью», где манекен в витрине?
– Мне он показался интересным.
– Сирина! Это совершенно неправдоподобный сюжет. Человека с такими бредовыми фантазиями давно бы упекли в лечебницу.
– Может быть, так оно и случилось?
– Тому Хейли следовало бы известить об этом читателя.
Когда я уже уходила, Макс сообщил мне, что трое «авторов-сластен» уже приняли стипендию от «Фридом интернэшнл». Чтобы не подвести его и не ставить под удар себя, мне предстояло найти и заарканить четвертого.
– Мне казалось, что я должна строить из себя недотрогу.
– Мы плетемся в хвосте. Питер теряет терпение. Хватай его, даже если он ни на что не годится.
