— Ну, не так чтобы неладно… Если бы неладно, они бы нашли способ. Но вообще по-хорошему надо бы мне в Свиблово. Посмотреть в Сети, что и как.
— Да не психуй, — сказала Катька. — В крайнем случае я быстро соберусь.
— Ты полетишь, правда? — спросил он так, что Катьке стало невыносимо его жалко.
— Ну, если там у вас урулус — как же ты без меня?
— Солнышко мое, солнышко, — сказал он. — Удивительная ты девочка, Кать. Тебя только на жалость можно взять.
— А ты пользуешься.
— Чем еще с тобой пользоваться, родная?
В дачный поселок они вступили в густо-синих сумерках, когда уже едва виднелась асфальтовая дорога с ямами и выбоинами. Дачники давно разъехались, только в двух домах светились окна. «Эти тут постоянно. Вон там — сторож местный, он по вечерам обходит все. Толку от него чуть».
— Далеко еще?
— Седьмая улица. Сейчас, метров двести. У меня там все нормально — отдохнуть можно, поесть, вполне себе перевалочная база.
— Игорь! Какое там отдохнуть! Я домой должна успеть к ночи хотя бы!
— Успеешь. В крайнем случае заночуем, позвонишь…
— И что я скажу?
— Да ладно, придумаем.
— Игорь, у меня муж сейчас не в том состоянии, чтобы его ставить перед фактами…
— Ничего с ним не сделается. В конце концов, это же все ради него. Мы его берем или как?
— Берем, берем…
На заборе сто двадцатого участка висела табличка — «Н. И. Медников».
— Кто такой Медников?
— Откуда я знаю? Дед какой-то. Мне ключи выдали, адрес сказали, и все.
— Подожди… А зачем было покупать участок, если можно снять? Дешевле же!
— Снять? — Игорь усмехнулся. — Тут после старта знаешь что будет? Ни сарая, ни дома, ни вот этого забора. Хорошо еще, если соседское устоит…
— Да тебе-то какая разница? Улетел, пусть разбираются…
Он посмотрел на нее с недоверием:
— Мать, это на тебя непохоже. Как это — снять, все пожечь и смыться? Это у вас так делается, а у нас это анкурлык.
— Ну прости, пожалуйста. Я просто подумала, что раз уж все рушится… кому какое дело еще и до дачи?
— Вот это серьезная ошибка. — Он полез в карман, достал тяжелую связку почти одинаковых ключей и долго выбирал нужный. — Это ваше большое заблуждение, кстати говоря. У вас думают — если всему конец, можно вести себя как угодно. Как раз наоборот. Когда всему конец, куругач, хотя бы и урулус, — надо вести себя очень прилично. Может, вся предшествующая история была только ради него. Это главное событие. Знаешь, сколько тут наблюдателей в такое время?
— Ваших?
— Конечно, наших. Тут во время катаклизмов сплошные десанты. Приземлиться можно почти незаметно, никому до нас дела нет. Все смотрят. Надо лицо сохранять. Надо, как на «Титанике», — чтобы оркестр играл до последней минуты, чтобы джентльмены прощались вежливо — «Простите, ввиду непредвиденных обстоятельств я вряд ли смогу завтра составить вам партию в триктрак на верхней палубе»… У нас и пословица есть — «Бурлун тырыгык, бырлын туругук».
— Красиво. А что это значит?
— Это значит — «Живи как хочешь, а умирай как человек».
— Да, логично. Я уже почти понимаю ваш язык. Чтобы сделать антоним, надо «ы» поменять на «у», и все. Да?
— Ымница…
На соседнем участке стоял большой кирпичный дом, самый основательный на всей улице: два этажа, пристроенный стеклянный парник, большой гараж. В доме горел свет.
— Сосед… зимует, куркуль.
— А добрый, щедрый человек будет кыркыль, — догадалась Катька.
Игорь тщетно возился с ржавым замком, висящим на калитке. Из соседней калитки вышел толстый усатый мужик, действительно очень куркулистого вида. На нем были серые брезентовые штаны, короткие резиновые сапоги и старый, болотного цвета плащ, — дачная униформа, все древнее, но теплое и прочное.
— А я гляжу — кто возится? — сказал он, усмехаясь. — А это вон кто приехал. Что-то ты поздно.
— Пока доберешься, дядь Коль, — буркнул Игорь.
— Чего, заело? Дай я.
— Нет, нет, все в порядке. Не надо. — Игорю, видимо, очень не хотелось, чтобы дядь Коль лазил в его замок. Он суетливо подергал ключом, что-то щелкнуло, и ржавая дужка наконец отскочила.
— А я гляжу, — повторил сосед. — Что, думаю, не едет никто? Все лето не ездит, и сейчас не ездит…
— Работаю, дядь Коль.
— Работать надо, надо… — Он стоял у калитки, мялся, и из-за этого внезапного препятствия они не могли войти на участок. Сосед хотел о чем-то заговорить, но не решался.
— Жена, что ль?
— Вроде того.
— А. У Юльки тоже вроде того. У всех вас вроде. Я что хотел, Игорь. Ты же все равно… ну это. Не занимаешься домом-то. Участок вон смотри как зарос. Трава по плечо.
В самом деле, участок был по-настоящему запущен — бурьян, дурман, даже пара борщевиков у забора; теперь торчали одни сухие бодылья, но летом, видно, тут бушевал густой травяной лес. Сейчас, когда трава вымерзла и пожухла, можно было различить и дорожку из потрескавшихся бетонных плит, и маленький дом в глубине участка, и сарай возле самого забора, — в июле, видимо, все тонуло в разросшейся сирени, в зонтиках дудника, в облепиховых кустах и зарослях черноплодки. Если Игорь хотел замаскироваться, лучшего места было не найти.
— Я займусь, дядь Коль.
— Да я не к тому. Я что, не понимаю? Работа, что ж. Но ты, может, продать хочешь?
— А что, — Игорь насторожился, — есть покупатель?
— Ну… есть.
— А кто?
— Да хоть бы я. Юльке свой дом надо…
— Я подумаю, дядь Коль. Через недельку приеду и скажу.
— Ага. Ты подумай, да. Я много не дам, это… но ты сам понимаешь: дом у вас еле стоит, его разобрать проще, чем ремонтировать. Потом, кухня тоже никакая. Тут все надо с нуля, буквально. Тут одной земли сколько надо завезти. Ты все равно не занимаешься, я разве что? У кого какой талант. У тебя такой талант, у меня такой.
— Я решу, дядь Коль.
— Ты реши, — не уходил сосед. — Потому что сам понимаешь, мне тоже надо. Я сейчас в Москву и не езжу почти. У меня все здесь. Чего там в Москве-то, слушай? Я по телевизору не пойму ничего.
Да плевать тебе, что в Москве, подумала Катька. Было б не плевать — ты бы сразу спросил. Тебе участок надо ухапать по дешевке. Куркуль ей активно не нравился.
— Ничего. Чрезвычайное положение.
— А. Ну ладно. Давно пора. У нас-то тихо. Только ночью грохотало у них чего-то, может, стрельбы…
