О чем думает дедушка, когда лежит в одиночестве целыми днями? Он никогда не жалуется. О том, какие недобрые дядя Джал и тетя Куми? А может быть, о том, куда денется, если папе все надоест и он прикажет ему уходить? Бедный дедушка, такой старенький и слабый, и все эти боли, от которых он охает и постанывает, хоть и старается скрывать (только не от Джехангира, потому что он все видит).
Джехангир снова расплакался, мимолетное недовольство перешло в тоску. Он слышал, как доктор Тарапоре по секрету сказал маме, что дедушке станет хуже, что его нельзя вылечить, что ему будет все труднее управлять руками и ногами.
«Затруднения с локомоцией будут нарастать», — сказал доктор.
Темнота расплывалась от слез. Раньше он не знал, что ночь может быть полна жизни, как день, и расплываться может как день. А вдруг удастся заработать деньги, если предложить тете Вили помогать ей в разных делах? И тете Дейзи с первого этажа. И Мурад — они могли бы работать вместе. Вместе они могли бы выполнять серьезную работу и зарабатывать больше денег.
Убаюканный надеждами, он наконец уснул. Ему снилось, будто дедушка быстро передвигается на костылях, и все ему аплодируют. Но вдруг дедушкины движения замедляются — что-то не так с одним из костылей. Он уже на кухне, когда становится ясно, что верхняя часть костыля превратилась в здоровенную баранью лопатку. Папа достал из ящика большой нож и точит его, чтобы нарезать мясо, но мама говорит: нет, как же папа будет передвигаться? И началась новая ужасная ссора, они кричали друг на друга, пока дедушка не сказал, что это ничего, он справится. Он передал баранью лопатку папе и Мураду, у которого слюнки текли, и стал показывать, как ходит на одном костыле, но упал на пол. Мама закричала, что папа из жадности хочет убить ее бедного отца, что от такого количества красного мяса у папы повысится холестерин и он оставит ее вдовой с двумя детьми…
Джехангир проснулся в ужасе. Он сел, топчан громко скрипнул.
— Что случилось? — прошептал Нариман.
— Твой костыль. Дедушка, мне приснилось, что он сломался…
— Мой костыль в полном порядке. Дай мне руку и спи.
Джехангир потянулся к дивану, нащупал дедушкину руку и вскоре крепко заснул. В ту ночь ему больше ничего не снилось.
Подожди, — позвала Роксана, подбегая к дверям для прощального поцелуя, но муж уже спускался по лестнице.
Еще одно утро, подумала она, без волшебного целительного воздействия на него.
Йезад спустился на второй этаж, прислушался к звуку закрывающейся двери, подождал. Сейчас, когда лестничную клетку заливал солнечный свет, вчерашний вечер показался ему совершеннейшей глупостью. Дать Вили десять рупий, чтобы она поставила их на приснившийся размер своего бюстгальтера, — выброшенные деньги.
Под звуки скрипки Дейзи Ичапория, плывшие по лестнице, он возвратился на третий этаж. Постучался, увидел зрачок Вили за глазком и приложил палец к губам. Она открыла, поманила его в квартиру. Фигура в халате романтически покачивалась под музыку, и он возблагодарил Бога за то, что Дейзи играет медленную вторую часть, а не бурный чардаш.
Продолжая колыхаться в такт музыке, Вили запустила руку в вырез халата, извлекла пачку банкнот и передала Йезаду.
— Вот так, мой милый. Восемьсот десять рупий. Считайте.
Йезад не верил собственным глазам. Он жадно развернул деньги, согретые ее телом.
— Фантастика! Действительно новичкам счастье, да?
— При чем тут новички, — разобиделась Вили, — я с самого детства вижу сны!
Он шагал к станции в подавленном, несмотря на выигрыш, настроении, размышляя об одинокой, ущербной жизни Вили. Однако ее размер 36С действительно сработал. Совпадение? Или она провидит будущее? А если сны способны приоткрыть завесу… то что это — конец неуверенности и тревогам?.. Самая плохая новость утратит свое жало, если ее предвидишь. Правда, и добрая весть той радости не доставит, но это цена, которую он готов заплатить.
Вечером он тайком разложит сто рупий по конвертам Роксаны. Через неделю еще сотню, потом еще… а если она заметит, скажет — сюрприз! Представляешь, Капур выплатил добавочные комиссионные.
* * *
По пути к ресторанчику Ирани, куда они с Виласом забегали выпить чаю во второй половине дня, Вилас обратил внимание на капуровскую витрину, украшенную к празднику огней Дивали.
— Весьма драматично.
За стеклом, в кольце ритуальных масляных светильников, стояли картонные фигуры Рамы и Ситы. У их ног лежал поверженный царь демонов Равана о десяти головах и двадцати руках.
— Похоже, будто Рама и Сита навещают демона в больнице, — съехидничал Йезад.
— Мне кажется, в прошлом году Капур не украшал витрину к Дивали?
— Нет. Но теперь он решил отмечать праздники всех религий. Следующим будет Рождество. Готовься. Пожалуй, будет еще драматичней.
— Кстати, о драме. Двое ребят из нашего любительского кружка собирались заглянуть.
В ресторане им пришлось пробираться меж опрокинутых стульев и луж. Мерван Ирани, здоровяк огромного роста, будто составленный из одних округлостей, стоял за прилавком у кассы, раскладывая купюры по ящичкам. Он обратил к вошедшим красную, лоснящуюся потом рожу и приветственно ухмыльнулся.
— Что тут происходило? Побоище? — спросил Йезад.
Мерван объяснил, что пришлось посетителя вышвырнуть.
— Сала, мадар чод, скотина, матери его черт, заявляется прямо как король, заказывает чай с фаршированной булкой, двойная порция масла и все, что полагается. Зубищами клацает, чавкает, жрет, морда довольная, как у козла на помойке, чаем запивает. А когда приносят счет, говорит: «Вы уж извините, у меня денег нет!» Официант сначала подумал, что шутит, так нет, ублюдок и впрямь отказывается платить!
Официант его за грудки, завязалась драка.
В конце концов трое официантов скрутили наглеца, а Мерван собственноручно обшарил его карманы.
— Ничего не нашел, только носовой платок засморканный. Пусто. И еще говорит: «Я же сказал, нет у меня денег… А есть хочется». Представляете, каков сукин сын?!
— По крайней мере, честный, — сказал Вилас.
— Да имел я матерь этой честности! У нас половине страны есть хочется, так если каждый честно будет меня объедать, мне на что жить? Я и врезал ему. От души.
В доказательство Мерван показал свою лапищу — мясистая ладонь, пальцы как сардельки, жертву можно было только пожалеть.
— Полицию звать без толку, — продолжал Мерван, — что они сделают? Надают и отпустят. Это я сам могу.
Однако на прощание Мерван дал ему полезный совет: лучше стащить на базаре яблоко или банан и когти рвать.
Тот сказал Мервану, что обыкновенно так и поступает, но сегодня у него особый день — десятилетие окончания колледжа, и ему ужасно захотелось выпить чаю с фаршированной булкой, как, бывало, они с приятелями делали в счастливые студенческие времена.
