— А они никогда так не вели себя!
— Можно попросить, чтобы мне наконец рассказали в чем дело?
Роксана изложила события сегодняшнего утра и минувшей недели. Когда она закончила повествование, Йезад только головой покачал.
— Должен признаться, чиф, мне тоже кажется, что поступили они плохо. Мягко говоря. Прокрались сюда как воры, вас бросили в «скорой», стали шантажировать Роксану.
— Они не справлялись с ситуацией, — сказал Нариман. — А это был выход. Если желаешь свалить свои заботы на других, то предварительное оповещение нежелательно. Советую вам обоим помнить это, когда вы захотите вернуть меня в «Шато фелисити».
— Не смешно, папа. Это просто непорядочно с их стороны.
— Интересно, как они себя поведут, если вы заявите, что хотите вернуться, — заметил Йезад. — В конце концов, это ваш дом. И вы должны топнуть ногой, просто чтобы посмотреть, что они сделают.
— Если бы я мог топать ногой, все было бы хорошо, — усмехнулся Нариман. — Как можно заставлять людей? Как можно обязать человека быть заботливым и внимательным? Или это есть в сердце, или этого нет вообще.
— И все же возмутительно — вытолкать вас из собственной комфортабельной квартиры в нашу тесноту.
Нариман покачал головой:
— Эта огромная квартира для меня гола и холодна, как гималайская пещера, а здесь я чувствую себя во дворце. Но вам будет тяжело со мной.
— Вы здесь желанный гость. Это ведь тоже ваша квартира.
Нариман отвернулся.
— Очень прошу никогда так не говорить. Несмотря на мое сегодняшнее вторжение, квартира принадлежит тебе и Роксане. Ваш свадебный подарок. Едва ли уместно предполагать, что пятнадцать лет спустя я вознамерился отнять у вас жилье.
Высокопарность ответа отрезвила Йезада, он понял, что обидел старика.
— Тысяча извинений, чиф, я неудачно выразился.
— Все устроится, папа, — добавила Роксана, — мы даже не заметим, как пролетят эти три недели.
— Безусловно! — поддержал жену Йезад. — А Мурад и Джехангир будут помогать матери справляться с добавочной нагрузкой. Обещаете, дети? И скоро чиф будет у нас как новенький.
Джехангир вытащил из-под топчана судно и утку.
— Смотри, папа, это дедушкина бутылка для пи-пи, а это ему для ка-ка.
— Не трогай эти вещи, — неожиданно вспылил Йезад, — и немедленно вымой руки!
Провожаемый встревоженными взглядами Роксаны и Наримана, Йезад вышел на балкон и простоял там, пока Роксана не объявила, что ужин на столе.
* * *
Джехангир, в качестве специалиста по кормлению деда, помог ему справиться со стручковой фасолью. Йезад отметил, что теперь у чифа не только частная лечебница, но и личный дворецкий — чего еще ему желать?
Нариман не понял, прозвучала ли нотка недовольства в словах Йезада или ему это почудилось?
— Я действительно счастлив, что у меня такая семья, — ответил он. — Компенсация за все, чего я лишен.
— Надо решить, кто где ляжет спать, — сказала Роксана.
Кухня исключается, рассуждала она, там и мыши есть, и тараканы, сколько она ни травит их. Спать в коридорчике между кухней и туалетом негигиенично. На полу у входной двери вечно появляется сырое пятно, которое непонятно откуда берется. Значит, остается балкон.
— Йиппи! — завопил Джехангир. — Класс! Я поставлю палатку и устрою в ней полночный пир!
— Отставить, — сказал Мурад, — балкон нужен командиру эскадрильи Бигглзуорту в качестве базы для проведения секретных операций.
— Единственное решение вопроса — балконом пользуетесь по очереди, — твердо сказал Йезад. — Дедушка проведет у нас три недели. Скажем, двадцать дней. Значит, по десять ночей на каждого.
Йезад подбросил монетку, чтобы определить, кто первый.
— Решка! — крикнул Мурад и выиграл.
Два тощих матраса с топчана расстались друг с другом: один остался для Джехангира, другой отправился на балкон.
— Надеюсь, польет сильный дождь, — размечтался Мурад, — тогда будет похоже на операцию Бигглза, когда его «харрикейн» разбился на Суматре в шторм.
— Вот глупый мальчишка, — укорила его мать. — Молись, чтобы не было дождя. Что мы будем делать, если намокнет матрас? Опять мне придется возиться с твоими лекарствами, на которые у нас и денег-то нет.
Йезад старался успокоить ее страхи: маловероятно, чтобы ночью пошел дождь, а завтра он попробует соорудить на балконе навес. Но Роксана не хотела рисковать;
— Начало сентября. Если Мурад расхворается, я не знаю, как справлюсь с ним и одновременно с папой.
Роксана пригрозила, что сама ляжет на балконе, если он не будет стопроцентно защищен от дождя.
Мурад занервничал, чувствуя, что приключение может не состояться.
— Все в порядке, мама, — заверил он, — мы с папой придумаем для балкона плащ с капюшоном и галоши!
Порывшись на полках перед кухней, они обнаружили два небольших хлорвиниловых полотнища, достаточных, чтобы закрыть балконную решетку, но не нашли ничего для крыши.
— Спроси у Вили, — сказал Йезад Роксане, — может, у нее найдется брезент или что-то вроде того.
— Сходи сам. Я терпеть ее не могу, с этими вечными «дорогая», «милая» и с игрой на деньги.
Вили Кардмастер, или Лотерейная царица, как прозвал ее Йезад, женщина примерно его возраста, жила с матерью в соседней квартире. Она любила порассуждать о преимуществах своей незамужней жизни, уверяя, что ей и не нужен муж — будет целыми днями ныть и жаловаться, а по ночам спать не даст своими домогательствами. Хотя на мужчин томно поглядывала, будто оценивая.
Жизнь Вили была заполнена домашними хлопотами и уходом за больной матерью, которая к старости ссохлась до размеров шестилетнего ребенка. Вили без особого труда поднимала мать на руки, когда нужно было перенести ее с кровати в ванную, устроить в креслице на балконе или посадить за обеденный стол. Вили так и носила ее на руках, как морщинистую куклу.
А время, которое удавалось высвободить, Вили целиком посвящала толкованию снов. Вили приписывала числовые значения предметам и событиям из сновидений, и на эти числа делала лотерейные ставки. Подпольная лотерея под названием «Кубышка» давно стала нитью, на которую низались минуты и часы ее дня. Вили постоянно просила друзей, знакомых, соседей, прислугу соседей рассказывать, что им приснилось; кто соглашался, с теми она делилась тайнами своих вычислений. Вили охотно делала ставки и за других, имея на этом скромную мазу. У нее был знакомый лавочник, который собирал ставки в «Кубышку», и Вили каждый день забегала к нему в лавку.
— Ах, Йезад-джи, — радостно встретила она гостя. Почтительную приставку «джи» она добавляла к имени каждой особи мужского пола, независимо от возраста и положения.
