Постепенно обитатели «Шато Фелисити» перестали обращать внимание на Люси. Никто не стоял на улице с задранной головой. Никто не высовывался из окна поглазеть. Жильцы привыкли, он слышал их разговоры: айя не в себе, раз в неделю ей обязательно хочется попеть на парапете — и поет-то она одну и ту же песенку, а потом спускается вниз за руку с профессором Вакилем, и все кончается. Ну и ладно, что делать.
Обитатели дома уже не сомневались, что Нариман и дальше будет выполнять свой долг-уводить Люси с крыши и сдавать на руки семейству Арджани. Событие перестало восприниматься как опасное. Понемногу переставал бояться и он. Пожалуй, это лучше всего — принимать ситуацию как она есть.
Однажды вечером, когда пришли звать его на крышу, Ясмин заявила, что на сей раз наверх поднимется она. Она сама поговорит с психопаткой, сама посмотрит, насколько та не в себе.
Он умалял ее не делать этого. Пытался втолковать, чтоза пенит и незлобивым поведением Люси скрывается самое настоящее безумие. Но Ясмин твердила, что призовет эту женщину к порядку раз и навсегда, и никакие увещевания ее не остановят.
— Ой, мама, — испугалась Куми, — а вдруг она тебя ударит?
— Не волнуйся, доченька, я могу и сдачи дать.
Нариман поднимался вслед за Ясмин по лестнице, отставая на несколько ступенек. Когда она вышла на крышу, он укрылся в тени цистерны.
Что дальше? Его мысли мешались от страха.
Сгущались сумерки. Жарко и душно, ни ветерка. Тонкая струйка уличного гула — гудки автомобилей, скрежет тормозов — незваной гостьей пробиралась на крышу. Как во сне, следил он за приближением Ясмин к Люси на погружающемся во мглу парапете.
Ясмин уперла руки в бока.
— Эй, айя! Что это за безобразие? Слезай оттуда и отправляйся на кухню. Немедленно! Мистер Арджани ждет ужина!
Не в силах двинуться с места, он смотрел, как Люси повернула голову, глянула через плечо на Ясмин.
На крыше дома напротив вспыхнула красным и синим неоновая реклама, чередуя силуэт туфли и девиз фирмы: «С УДОБСТВОМ ШАГАЙ ПО МИРУ».
До его слуха снова донесся голос Ясмин, за которым снова последовала тишина. Все в том же трансе он смотрел, как Ясмин, подобрав подол, поднялась на парапет и бесцеремонно похлопала Люси по плечу:
— Ты что, оглохла? Смотри на меня, когда я к тебе обращаюсь!
Усилием воли стряхнул он с себя оцепенение и тихонько двинулся вперед. Как образумить двух женщин на парапете? Неоновая реклама заливала их то синим, то красным светом.
— «Мы слезы лили, и мы веселились», — запела Люси, сбрасывая чужую руку с плеча.
Ясмин наконец добилась реакции — совсем не той, которой ожидала.
— Ты кого это из себя строишь?! — выкрикнула она.
Он с ужасом увидел, что она обеими руками хватает Люси за руку, а та, стараясь высвободиться, тянет Ясмин на краешек парапета… Обе раскачиваются на краю бездны…
Он рванулся к ним, протягивая руки — схватить, удержать. Он успел дотронуться до них, но лишь на миг.
Дедушка вскрикнул.
Джехангир сел в постели. Сердце его колотилось. Какой ужас преследовал дедушку во сне? Потом дедушка захлюпал носом. Джехангир осторожно спустил ноги, памятуя о скрипучей доске пола, и шепотом спросил:
— Тебе что-нибудь нужно, дедушка? Воды?
Дед покачал головой, погладил внука по щеке и задержал руку. Джехангир ощущал трепетание дедовой руки на лице.
Он накрыл ее своей и чмокнул губами, изображая поцелуй.
— Спи, дедушка. Я подержу тебя за руку.
КАК ХОРОШО дышится сегодня утром, думал Йезад, подходя к «Бомбейскому спорту» и вставляя ключ в замок. Декабрь дает о себе знать, жара спадает.
Ни Капур, ни Хусайн еще не появились — еще и девяти нет. Он положил конверт на место, в ящик стола, и запер стол.
Насвистывая «Белое Рождество», Йезад щелкал выключателями, зажигая освещение в магазине, витрине, включая неоновую вывеску. Принес длинную трость и вышел на улицу, радуясь легкости, с которой поднялись жалюзи, открывая доступ солнечному свету. Было в этом нечто особое — в пробуждении окон, распахивающих свои глазищи. Как тщательно смазывает Хусайн шестеренки.
Йезад только успел покончить с жалюзи, как явился Хусайн. Поклонился и угрюмо застыл перед дверью. Неужели опять депрессия, подумал Йезад.
— Вы почему мою работу делаете, сахиб? — обиженно спросил Хусайн.
— Хочу помочь тебе, — примирительно ответил Йезад. — Ты же сегодня будешь очень занят, тебе, как вчера, придется приглашать детей.
Напоминание о его особой роли Хусайну понравилось, и он заторопился ставить чайник. Йезад включил красную лампочку и решил переставить оленей. Он еще возился с ними, когда в стекло постучали.
— Хо-хо-хо! — заревел с улицы Капур, страшно довольный, что видит Йезада. — Кто там у нас шалит?
И, уже забравшись в витрину, добавил:
— А я думал, вы проведете день в кругу семьи.
— Пришел еще разок увидеть Санта-Клауса в действии.
— Отлично. Класс. А у меня рождественский подарочек для вас. Он у меня еще вчера был приготовлен, но из-за всей этой сумятицы я забыл вручить его.
Зайдя в офис, Капур извлек из своего стола подарок, завернутый в бумагу с падубом и колокольчиками.
Йезад с улыбкой осмотрел и ощупал прямоугольный пакет:
— Что ж там внутри?
— Откройте.
Йезад снял обертку и увидел папку, а в ней три целлофановых конверта — три фотографии Хьюз-роуд.
Он поднял глаза на Капура:
— Но… это же…
— Надеюсь, они вам все еще нравятся.
— Да, но я… это такая ценность, ваша коллекция…
— Но мне хочется подарить их вам.
Йезад провел пальцем по их краям.
— Спасибо, Викрам. Это уж чересчур, это же…
— Я рад, Йезад. — Капур обнял его, избавляя от необходимости еще что-то говорить. — Я так рад, что смог подарить вам такую вещь. А теперь мне пора надеть костюм.
Пока Капур переодевался, Хусайн поставил на стол две дымящиеся чашки чаю и поспешил на улицу за визитерами.
— Сахиб, там два человека хотят с вами поговорить.
Капур щелкнул языком:
— Я ж еще не оделся. Ты не показал им объявление — Санта-Клаус появляется в десять?
— Сахиб, двое мужчин. Не дети. Я думаю, они не за подарками.
— Так надо было им сказать, что сегодня магазин закрыт.
— Хотите, я с ними поговорю? — спросил Йезад.
