* * *
Хотя мы смертельно устали, цыгане находились в приподнятом настроении и, похоже, собирались праздновать всю ночь. После нескольких чашек чего-то горячего, сладкого и явно кофеиносодержащего, а также нескольких песен, мы решили, что тоже этого хотим. Они были прирожденными рассказчиками и изумительными певцами. С присущим им глубинным обаянием они обращались с нами так, будто мы приходились им давно утраченными и неожиданно обретенными горячо любимыми родственниками. Мы полночи рассказывали друг другу всевозможные истории. Молодой парень, имитировавший рев медведя, оказался еще и чревовещателем, причем таким искусным, что его куклы казались живыми. Похоже, он увлекся Эммой, и все его представление было посвящено ей. Он не сводил с нее глаз и улыбался, но она делала вид, что не замечает его внимания и весь вечер не выпускала мою руку из своей.
Позже они рассказали нам, как во время Первой мировой войны британская армия забрала у них всех лошадей и на какое-то время они остались без тягловой силы. Они оказались в очень затруднительном положении, будучи не в силах даже покинуть лес, кстати, этот самый лес. Но однажды в их табор забрело стадо длиннорогих коз. С виду эти животные были дикими, но не отказались принимать пищу из рук человека. Кому-то пришла в голову идея запрячь коз в фургон, и они оказались почти такими же сильными, как и отнятые у них лошади. Это позволило цыганам сняться с места и до конца войны странствовать в кибитках, запряженных этими на удивление сильными козами. Козы прославили их на весь Уэльс, где их знали как Козий народ. В качестве доказательства они пустили по кругу фотографию дяди Бехира на запятках кибитки, запряженной козой. Нам незачем было объяснять, что речь идет об исчезнувшем стаде странных коз, о которых говорил Эддисон. После войны армия вернула цыганам их лошадей, и козы, в которых больше не было необходимости, снова ушли в лес.
Наконец костры догорели. Цыгане постелили нам прямо на земле и на мелодичном иностранном языке спели колыбельную. Глядя в черное небо, я снова почувствовал себя ребенком. Чревовещатель подошел, чтобы пожелать Эмме спокойной ночи. Она его прогнала, но он успел вручить ей визитную карточку. На обороте был написан адрес в Кардиффе, где он забирал свои письма всякий раз, когда цыгане бывали в этом городе, что случалось раз в несколько месяцев. На лицевой стороне была его фотография с куклами и короткая записка для Эммы. Она показала записку мне и хихикнула, но у меня парнишка вызвал только искреннее сочувствие. Он, так же как и я, был виноват лишь в том, что она ему нравилась.
Я свернулся калачиком рядом с Эммой на опушке леса. Мы уже начинали дремать, как вдруг рядом послышались шаги. Открыв глаза, я никого не увидел. Это снова вернулся Миллард, проведя вечер в разговорах с цыганчонком.
— Он хочет уехать с нами, — произнес Миллард.
— Кто? — сонно пробормотала Эмма. — Куда?
— Мальчик. С нами.
— И что ты ему сказал?
— Я сказал ему, что это неудачная идея. Но я не сказал «нет».
— Ты же знаешь, что мы не можем больше никого брать, — ответила Эмма. — Он будет нас задерживать.
— Я знаю, знаю, — откликнулся Миллард. — Но он исчезает очень быстро, и ему страшно. Очень скоро он будет полностью невидим. Он боится, что когда-нибудь отстанет от табора, а цыгане этого даже не заметят, и он будет обречен вечно скитаться в лесу среди волков и пауков.
Эмма застонала и повернулась на бок лицом к Милларду. Она понимала, что он все равно не оставит нас в покое, пока мы не решим, как быть с мальчиком.
— Я знаю, что это его очень огорчит, — произнесла она. — Но это действительно невозможно. Прости, Милл.
— Что ж, спасибо за прямоту, — угрюмо ответил Миллард. — Я так ему и скажу.
Он встал и ушел, бесшумно ступая по густой траве.
Эмма тяжело вздохнула. Некоторое время она беспокойно ворочалась с боку на бок.
— Ты поступила правильно, — прошептал я. — Очень трудно быть человеком, от которого все ожидают окончательных решений.
Она промолчала, но перестала ворочаться, положив голову мне на плечо. Постепенно мы уснули, убаюканные шепотом ветвей, раскачиваемых ветром, и шумным дыханием лошадей.
* * *
Сон мой был некрепким и беспокойным. Я провел ночь, как и весь предыдущий день, спасаясь от стаи кошмарных собак. К утру я окончательно выбился из сил. Мои ноги и руки были ватными, а голова тяжелой. Возможно, я чувствовал бы себя лучше, если бы вообще не ложился спать.
Бехир разбудил нас на рассвете.
— Подъем,
syndrigasti! — кричал он, раздавая ломти черствого как камень хлеба. — Выспитесь на том свете!
Енох громко постучал своим куском хлеба по камню.
— С таким завтраком мы можем оказаться там довольно быстро!
Бехир с улыбкой взъерошил волосы Еноха.
— Не ворчи! Где твое хорошее настроение?
— В стирке, — ответил Енох, с головой укрываясь одеялом.
Бехир дал нам десять минут на то, чтобы мы подготовились к отъезду. Он собирался исполнить свое обещание и доставить нас в город к первому утреннему поезду. Я вскочил, добрел до ведра с водой и плеснул на лицо, после чего почистил пальцем зубы. О, как же мне не хватало моей зубной щетки. Я также истосковался по зубной нити, дезодоранту с ароматом океанского бриза и был готов на многое ради возможности заглянуть в один из магазинчиков «Смарт-Эйд».
Королевство за смену белья!— мелькнула мысль.
Пока я пальцами вычесывал из волос клочки сена и вгрызался в кусок несъедобного хлеба, цыгане и их дети наблюдали за нами с таким грустным видом, как будто знали, что ночное веселье стало последним аккордом нашего благополучия и, покинув табор, мы отправимся на смерть. Я попытался подбодрить одного из них.
— Все хорошо, — улыбнулся я маленькому мальчику, который, казалось, едва не плакал. — У нас все будет хорошо.
Он посмотрел на меня своими огромными встревоженными глазами, как будто я был говорящим привидением.
Цыгане взнуздали восемь лошадей — по одной для каждого из нас. Лошади должны были доставить нас в город гораздо быстрее, чем кибитка. Но мне было очень страшно.
Я был, наверное, единственным относительно богатым ребенком Америки, который никогда не сидел на лошади. Так случилось не потому, что я не считал лошадей прекрасными величественными созданиями, лучшими из животных и так далее и тому подобное. Просто я не верил, что животные мечтают о том, чтобы люди взгромождались им на спину и ездили на них верхом. Кроме того, лошади были очень большими и мускулистыми и имели крупные зубы. Они смотрели на меня так, будто знали, что я их боюсь, и надеялись, что им представится возможность ударить меня копытом по голове. Не говоря уже о том, что у лошадей не было поясов безопасности или каких-либо других систем фиксации. Зато лошади могли двигаться почти так же быстро, как автомобили, при этом трясло их пассажиров гораздо сильнее. Поэтому подобные занятия представлялись мне весьма нежелательными.
