Но что удивительно – на этих убитых стенах висели картины. Без малейших признаков ущерба, словно их написали только вчера. Обрамленные в золоченые рамы, поражающие взгляд яркостью красок и буйством фантазии неведомого художника, откуда-то слишком много знающего об этом мире. Вот огромный биоробот «Маунтин А14», пробирающийся меж разрушенных зданий. Вот сиам, перевитый собственными щупальцами и разинувший страшную пасть в жутком оскале. Вот матка потолочника, одно из самых ужасных созданий этого мира, порождающее человекообразных монстров, ненавидящих все живое. Вот кремлевский дружинник верхом на фенакодусе, в броне и при оружии, нарисованный настолько детально, что кажется живым…
Но больше всего меня поразила картина, на которой был изображен сталкер, отбивающийся от монстров посреди болота. В одной руке у воина сверкающий нож, во второй он сжимает отсеченную лапу кошмарного мутанта. А рядом со сталкером – девушка. В ее руках автомат, из которого она ведет огонь по врагам из положения с колена. И глаза у нее светлые… Даже светлее платиновых волос, рассыпавшихся по плечам…
Я стоял на месте, словно громом пораженный. Да, это Зона, в которой случаются самые разные аномалии. Да, любой сталкер скажет вам, что есть у Зоны свой, иррациональный, неподвластный нашему пониманию разум, и подтвердит, что вполне могла она сохранить в нетронутом виде картины, изображающие ее… Но сейчас я вполне определенно смотрел на себя самого, изображенного на холсте, на Анью, на ее автомат, плюющийся огнем, и осознавал, что в правом углу картины есть маленькая незаметная завитушка – роспись автора. И дата создания этого полотна. «07.07.2014». То есть, не вчера и не позавчера оно было создано, а двести лет назад, может, в этом мире, а, может, в какой-то другой вселенной Розы миров. И вряд ли я когда смогу понять, как так получилось, что на моем пути я встретил изображение самого себя и девушки, которую мне еще предстояло спасти…
Воспоминание об Анье словно вывело меня из ступора. Я зажмурился, тряхнул головой, с силой протер глаза и открыл их снова…
Передо мной снова была та же самая стена, с ржавыми потеками, трещинами и рваными ранами, потемневшими от времени. И не было на той стене картин, лишь чуть более светлые прямоугольники на грязно-белом фоне отмечали те места, где они некогда висели. Грязно-светлые пятна и кучки праха внизу – все, что осталось от шедевров гениального художника…
Хотя нет, не всё. Далеко не всё. Пусть развалятся здания, пусть целые миры сгорят в пламени войн, пусть превратятся в прах люди и их воспоминания. Но Зона помнит всё. И однажды непременно покажет достойному путнику великолепные творения мастера, которые, однажды написанные, никогда уже не превратятся в серую пыль на подошвах вечности…
Я повернулся и, выйдя наружу, осторожно прикрыл за собой скрипучую дверь. Теперь я понимаю, почему эта часть здания выглядит как новая. Ей есть что хранить внутри себя, ведь картины, как и рукописи, не горят и не рассыпаются в прах от времени. Настоящее искусство вечно даже в мире, пережившем собственную смерть…
* * *
Соседний с Галереей дверной проем облюбовал паук величиной с суповую тарелку. Он сидел в центре паутины, плотностью плетения похожей на шерстяное одеяло, и нахально пялился в мою сторону ярко выраженной парой передних гляделок. Остальные шесть более мелких глаз при этом чутко следили за тем, что происходит по бокам.
Я посмотрел на забранные ржавыми решетками окна первого этажа. Можно, конечно, рубануть «Бритвой» и попробовать влезть, но в «Мутанте» это может оказаться затруднительным. Костюмчик тяжеловат, и ради спокойствия паука мне как-то несподручно заниматься столь сложной акробатикой.
– Пропустишь? – поинтересовался я на всякий случай.
Паук молчал. Наверное прикидывал «за» и «против».
– Мне очень надо, – добавил я аргумент. – Я только маленько твою сеть подрежу, протиснусь, а ты потом ее в два счета залатаешь.
Мне показалось, что арахномут меня понял. Во всяком случае, он оторвал от паутины мохнатую задницу и не спеша так, с достоинством, переполз к левому краю своей ловчей сети, усеянной высосанными досуха трупиками насекомых. Ну и хорошо. Я ж, по сути-то, мирный человек, и всегда предпочитаю договариваться по-хорошему. Жаль, что многие этого не понимают, в отличие от глазастого паука.
Паутину я подрезал аккуратно, насколько это было возможно. Протиснулся в образовавшуюся щель и осторожно, по стеночке, стараясь не обрушить лестничные пролеты, державшиеся на честном слове, поднялся на шестой этаж.
Лестничная площадка, где я оказался, напоминала обчищенный мародерами труп. Все, что можно было отодрать и утащить, было отодрано и утащено. Вплоть до дверей и косяков, с мясом выдранных из бетона. Удивительно, как не утащили покосившуюся дверь Галереи, но там, думаю, отдельная история из серии необъяснимых явлений.
Впрочем, к убитым зданиям различных аномальных Зон я давно привык, как к неотъемлемому элементу своей бродячей жизни. К тому же мне тут не зимовать. Я ненадолго зашел, чисто поглазеть и свалить побыстрее, пока от нашего с «Мутантом» совокупного веса не рухнули перекрытия.
Достав половинку бинокля, я облокотился на подоконник и принялся разглядывать расположившееся среди редколесья странное сооружение, о котором мне рассказал щербатый.
Значит, вот она какая, Альгамбра. Если мне память не изменяет, в Испании имеется одноименный роскошный архитектурный комплекс, со всех сторон окруженный высокими крепостными стенами и мощными башнями.
Здешняя Альгамбра была куда скромнее. Четырехугольное земляное укрепление-редут высотой с трехэтажный дом, наверху которого раззявили свои жерла шесть чугунных пушек. Меж пушками рассеянно бродили человекоподобные существа, по всем признакам – тоже зомби, но слепленные из мертвой плоти куда аккуратнее, чем те, что я видел на кладбище. Монокуляр давал хорошее увеличение, позволяющее рассмотреть монстров в деталях.
Да уж, местному Оператору не откажешь в мастерстве. Никаких тебе швов и грубых стыков одного бесформенного куска мертвечины с другим. Да, тоже длинные конечности, оканчивающиеся стальными когтями. Да уродливые головы с хорошо развитыми зубастыми пастями. Но каждая тварь по-своему совершенна, словно статуя, слепленная безумным, но весьма талантливым скульптором. Но как он этого добился? Никогда не поверю, что подобный ходячий кошмар мог родиться и выжить даже в этом ужасном мире, где мутантов как селедок в бочке.
«Ты хочешь ответов, убийца моего бестолкового брата? – внезапно прошелестел у меня в голове чей-то бесплотный голос. – Изволь. Сначала ваши трупы очищаются от плоти. Потом из костей создается нужный мне скелет. Потом я своей слюной размягчаю плоть и облепляю ею скелеты, придавая куклам нужную форму, и оживляю их своей кровью и своим дыханием. Поэтому мне, в отличие от покойного брата, не нужно отдавать приказы моим творениям. Они плоть от плоти, кровь от крови моей. Они – это я. Мои глаза, уши и мускулы, действующие автономно, но при этом исключительно в моих интересах. И сейчас ты узнаешь, что такое месть совершенного существа».
