На пятый день рано утром мы заметили маленькие фигурки, приближавшиеся к нам по равнине. Я всегда соблюдаю осторожность, поэтому под готовил свой отряд, дав оружие Клаверу и надежному парню по имени Ян Плате и приказав, чтобы они зарядили ружья, но не проявляли враждебности и ждали моего сигнала. Клавер сидел позади погонщика с ружьем наготове. Я поехал вперед.
Таким образом мы приближались друг к другу. Уже можно было определить их число — двадцать; один из них ехал на воле. Все — мужчины. Я сделал вывод, что они слышали о нашем прибытии (уж не знаю, каким образом) и вышли нас встречать. В случае необходимости дикий готтентот может бежать всю ночь без остановки. Возможно, нас увидел один из их шпионов. Они были вооружены копьями. Давненько я не видел готтентота с копьем. Они не выказывали враждебности, мы тоже. Наоборот, мы мирно ехали навстречу друг другу — лучшего зрелища нельзя и пожелать: два маленьких отряда под солнцем, которое чуть выше горизонта, а за нами — синие горы.
Когда мы подъехали так близко, что могли различить лица друг друга, я поднял руку, и фургон остановился. Готтентоты тоже остановились: тот, что верхом на воле, — в центре, остальные сбились в кучу вокруг него. Здесь мне, несомненно, нужно вставить некоторые замечания о человеке в его диком состоянии. Позвольте лишь сказать, что дикие готтентоты стояли и сидели с уверенностью, которой лишены мои готтентоты, — с уверенностью, приятной для глаз. Готтентот многое приобретает от контакта с цивилизацией, но нельзя отрицать, что он кое-что и утрачивает. Внешность у него не впечатляющая. Он низкорослый и желтый, рано покрывается морщинами, в лице мало живости, живот висит. Наденьте на него одежду христианина — и он съеживается, спина сгибается, глаза начинают бегать, он не может спокойно стоять в вашем присутствии и беспрерывно дергается. Вы больше не добьетесь от него ответа на простой вопрос — он думает лишь о том, каик вам угодить, а это значит, что он скажет то, что, по его мнению, вы хотите услышать. Он не улыбнется первым, а будет ждать, когда улыбнетесь вы. Он становится лживым существом. Я говорю это обо всех прирученных готтентотах — и о таких хороших, как Клавер, и о таких испорченных, как Дикоп. В них нет прямоты, они — актеры. В то время как дикий готтентот — такой, который встретил нас в тот день, — что прожил всю свою жизнь на природе, обладает своей «прямотой»: он сидит прямо, стоит прямо, смотрит вам прямо в глаза. Тому, кто столь долго живет среди хитрецов и трусов, для разнообразия приятно видеть такую уверенность, хотя она, конечно, основана на иллюзии силы и равнозначности. Вот так они стояли перед нами, сбившись в кучу, и смотрели — их двадцать, нас шестеро; а мы стояли перед ними с тремя мушкетами (мой заряжен крупной дробью, у остальных — пулями); они — спокойные в своей иллюзии, мы — от сознания своей силы. Итак, мы могли смотреть друг на друга как мужчины — в последний раз. Они никогда не видели белого человека.
Я медленно поехал к ним. Мои люди остались сзади, повинуясь приказу. Готтентот верхом на воле двинулся вперед, его люди — за ним; их ноги были покрыты пылью равнин цвета охры. Вокруг вола жужжали мухи. Там, где кольцо входило в его нос, выступила пена. Мы все — живые существа-дышали в унисон.
В своем сердце я спокойно прослеживал расходящиеся тропинки бесконечного внутреннего путешествия: приказ следовать затмили сомнения (сопротивляться? сдаться?), дети, вытаращившие глаза, ободряющие слова, быстрый марш, сокрытое ущелье, лагерь, седобородый вождь, любопытная толпа, слова приветствия, уверенная интонация, «Мир! Табак!», демонстрация огнестрельного оружия, благоговейный шепот, дары, мстительный колдун, пир, обжорство, наступление ночи, предотвращенное убийство, рассвет, прощание, катящиеся колеса; приказ следовать за ними, сомнения, детишки, вытаращившие глаза, нервный палец, выстрел, паника, нападение, огонь из ружей, поспешный отъезд, преследующий отряд, скачка во весь опор к реке; приказ следовать за ними, копье, угодившее в жизненно важные органы (виконт д'Алмейда), спасающиеся бегством детишки, кол, прошедший между ягодиц, ритуальное расчленение в лагере дикарей, руки и ноги — собакам, половые органы — старшей жене; приказ следовать, внутренний спор, трусливый удар, потеря памяти, темная хижина, связанные руки, дремлющий стражник, побег, ночная погоня, собаки, сбившиеся со следа, темная хижина, связанные руки, беспокойный сон, рассвет, сборище для жертвоприношения, колдун, состязание в магии, звездный календарь, мгла в полдень, победа, забавное, но скучное правление в роли полубога племени, возвращение в цивилизацию в сопровождении многочисленного скота — эти расходящиеся тропинки в краю, по-настоящему диком, без всякого государственного устройства, который называется землей больших намаква, где все возможно, как мне предстояло узнать.
Пребывание в краю больших намаква
Мы пришли с миром. Мы принесли подарки и обещание дружбы. Мы — простые охотники. Мы просим разрешения поохотиться на слонов на земле намаква. Мы проделали большой путь с юга. Путешественники рассказывали о гостеприимстве и щедрости великого народа намаква, и мы прибыли, чтобы выразить свое уважение и предложить дружбу. Мы привезли в нашем фургоне дары, которые, как нам известно, ценятся народом намаква: табак и медные монеты. Нам нужны вода и пастбище для наших волов, которые ослабели после тяжелого путешествия. Мы хотим купить свежих волов. Мы хорошо заплатим.
Я говорил медленно, как и подобает в начале переговоров со стороной, которая, возможно, настроена недружелюбно; к тому же я не был уверен, что мой готтентотский, выученный на коленях у няни и перегруженный повелительными конструкциями, будет им понятен. Не вызову ли я, например, начало военных действий, неправильно поставив ударение (из-за этого подтрунивают над моими соотечественниками), в результате чего у меня получится «камень» вместо «мир»? Человек на воле внимательно выслушал мою речь; но, пока я говорил, его спутники начали бочком отходить в сторону и скрываться из моего поля зрения. Благоразумие заставило меня отставить дипломатические манеры и отвернуться от моего собеседника, чтобы отдать краткий приказ на голландском своим людям, призывая их быть начеку.
И как раз вовремя. Эти готтентоты, которые кружили вокруг меня, теперь исчезли за фургоном, а Ян Плате, наблюдавший за второй упряжкой волов, стоял в панике, не зная, что делать: следует ли ему выполнять букву приказа и охранять волов, или нужно защищать палатку, а может быть, стрелять в незваных гостей и вызвать кровопролитие? Готтентоты явно намеревались проникнуть в фургон сзади, чтобы исследовать и, возможно, разграбить его, а их предводитель и пальцем не пошевелил, чтобы их остановить: он сидел на воле, безмятежно глядя на меня и ожидая продолжения моей речи. Не оставалось ничего иного, кроме действия. Плате был неспособен справиться со своей тактической дилеммой. Оставив одного из двух тупых мальчишек по фамилии Томбур (их невозможно было отличить друг от друга) занимать вместо меня всадника на воле, я въехал в толпу готтентотов, сгрудившихся позади фургона, и, размахивая хлыстом, заорал: «Назад! Назад!» Они тут же отступили и, сверкая глазами, проворно перегруппировались. «Интересно, я имею дело со взрослыми?» — подумал я.
