Шел час за часом. Никто не приходил. Он не вставал и не пытался открыть дверь, он не знал, что будет делать, если она откроется. В полдень холод начал пробирать его до костей, и он вышел из виллы и снова пошел на пляж. На белом песке под теплым солнышком он заснул.
Проснулся и не сразу понял, где он; хотелось пить, он весь взмок в своем комбинезоне. Нашел общественную уборную на пляже, но воды в кранах не было. Унитазы были засыпаны песком, у стены песку намело по щиколотку.
К. стоял у раковины, раздумывая, что же теперь делать, и тут увидел в зеркало, что в уборную вошли трое. Женщина в белом обтягивающем платье, в платиновом парике и с парой серебряных туфель на высоких каблуках в руке и двое мужчин. Тот, что был повыше, подошел к К. и взял его за локоть.
— Ну что, кончил ты тут свои дела? — спросил он. — Это заведение занято.
Он вывел К. на берег, на слепящий свет пляжа.
— Тут других уборных полно, — сказал он и хлопнул его по плечу, а может быть, просто слегка подтолкнул.
К. сел в песок. Высокий остановился в дверях уборной и смотрел на него. На нем была клетчатая шапочка набекрень.
На маленьком пляже загорало несколько человек, но никто не купался, только в мелкой воде у берега стояла, широко расставив ноги, женщина в подоткнутой юбке и раскачивала за руки маленького ребенка вправо-влево, так что его подошвы касались воды. Ребенок взвизгивал от страха и восторга.
— Это моя сестра, — заметил стоящий в дверях, указывая на женщину с ребенком. — И эта тоже, — он указал пальцем через плечо. — У меня много сестер. Большая семья.
В голове у К. начал ухать паровой молот. Ему бы шляпу или шапочку. Он закрыл глаза.
Из уборной показался другой мужчина и молча сбежал по ступенькам на набережную.
Край солнца коснулся поверхности пустого моря. Подожду, пока песок остынет, подумал К., тогда решу, куда идти.
Высокий стоял над ним и тыкал носком ботинка в ребра. За ним стояли две его сестры, у одной ребенок был привязан за спиной, другая сняла парик и держала его в руке вместе с туфлями. Кончик ботинка нашел прореху в боку его комбинезона и раскрыл ее, там оказалось голое бедро.
— Смотрите, он голый! — со смехом сказал незнакомый, обращаясь к женщинам. — Голый мужчина! Когда ты в последний раз ел, парень? — Он снова ткнул К. в ребра. — Давайте дадим ему что-нибудь поесть, тогда он, может быть, проснется!
Сестра, у которой был ребенок, достала из сумки бутылку вина, завернутую в бумагу. К. сел и стал пить.
— Откуда ты, парень? — спросил незнакомый. — Ты что, работаешь на них? — И он указал длинным пальцем на его комбинезон, на золотые буквы на кармане.
К. хотел ответить, но вдруг его желудок свела судорога, вино выплеснулось из горла тонкой золотой струей и сразу же впиталось в песок. Мир поплыл и закружился, он закрыл глаза.
— Ничего! — Незнакомый засмеялся и потрепал К. по плечу. — Вот что значит пить на голодный желудок! Когда я тебя увидел, честно признаюсь, я сразу подумал: «Этот парень голодный, ясное дело. Надо его подкормить! — Он помог К. подняться. — Идемте с нами, мистер Лесоруб, мы вам такого дадим, сразу обрастете жирком».
Они вместе дошли по набережной до пустой автобусной остановки. Незнакомый достал из сумки свежий батон и банку сгущенного молока. Вынул из кармана что-то узкое и черное и показал К. Сделал незаметное движение, это узкое и черное превратилось в нож. Свистнув в изумлении, он показал всем сверкающее лезвие и стал хохотать, хлопая себя по колену и тыча пальцем в сторону К. Ребенок, который глядел из-за плеча матери широко открытыми глазенками, тоже засмеялся и замахал кулачком.
Высокий успокоился и отрезал толстый ломоть от батона, налил на него вьющееся петлями сгущенное молоко и протянул К. К. стал есть, а все на него смотрели.
Они проходили по переулку, и вдруг К. увидел колонку, из которой капала вода. Он бросился к колонке и стал пить. Пил и не мог остановиться. Вода словно бы сразу хлынула через его тело вниз: ему пришлось убежать в конец переулка и присесть над водостоком, и после этого у него так закружилась голова, что он никак не мог попасть руками в рукава комбинезона.
Жилые кварталы остались позади, они начали подниматься по склону Сигнал-хилл. Идущий позади всех К. остановился перевести дух. Сестра с ребенком тоже остановилась.
— Тяжелый! — сказала она, указывая на ребенка, и улыбнулась. К. предложил взять у нее сумку, но она отказалась: — Ничего, я привыкла.
Пролезли сквозь дыру в заборе, окружавшем лесной заповедник. Незнакомый и другая сестра шагали впереди по дороге, вьющейся вверх; внизу в Си-Пойнте замигали огни, море и небо на горизонте налились красным светом.
Под купой сосен они остановились. Сестра в белом платье исчезла в сумерках. Через несколько минут она вернулась — в джинсах и с двумя набитыми пластиковыми пакетами. Другая сестра расстегнула блузку и дала малышу грудь; К. не знал куда девать глаза. Мужчина раскинул на земле одеяло, зажег свечу и поставил ее в консервную банку. Потом стал выкладывать ужин: батон хлеба, сгущенное молоко, палку копченой колбасы («Золотая! — сказал он К., размахивая колбасой. — За нее платят золотом!»), три банана. Отвинтил крышку с бутылки вина и протянул К. Тот отхлебнул глоток и вернул бутылку.
— А воды у вас нет? — спросил он. Высокий покачал головой.
— Вино у нас есть, молоко есть двух сортов, — он шутливо указал на женщину, кормящую ребенка, — но воды нет, друг, увы, воды здесь нет. Завтра я тебе обещаю достать воду. Завтра начнется новая жизнь. У тебя будет все, ты станешь другим человеком.
Голова у К. кружилась от вина, он то и дело хватался руками за землю, чтобы не упасть, и все же он съел кусок хлеба со сгущенным молоком, даже съел полбанана, но от колбасы отказался.
Мужчина рассказывал о жизни в Си-Пойнте.
— Странно, правда, мы спим на горе, как бродяги, — говорил он. — А ведь мы не бродяги. У нас есть еда, есть деньги, мы зарабатываем себе на жизнь. Знаешь, где мы раньше жили? Скажи мистеру Лесорубу, где мы жили раньше.
— На улице Норманди, — сказала сестра в джинсах.
— Улица Норманди, дом тысяча двести шестнадцать. Но нам надоело взбираться по этой бесконечной лестнице, и мы переселились сюда. Это наш летний курорт, мы тут устраиваем пикники. — Он засмеялся. — А до улицы Норманди мы знаешь где жили? Скажи ему.
— В парикмахерской, — сказала сестра.
— В салоне для мужчин и женщин. Так что видишь, жить в Си-Пойнте можно, надо только уметь. Но расскажи мне, ты-то откуда? Я тебя никогда не видел.
К. понял, что настал его черед рассказывать.
— Я провел три месяца в лагере Кенилуорт, был там до вчерашней ночи, — начал он. — Когда-то я был садовником, работал в городском парке. Давно это было. Но мне пришлось бросить это место и везти мать на ферму, потому что она заболела. Моя мать работала в Си-Пойнте, и жила она тоже там. Мы прошли мимо дома, где у нее была комната. — Из желудка поднялась тошнота, он с трудом ее подавил. — Мать умерла по дороге, в Стелленбосе. — Мир качнулся, потом все снова вернулось на свои места. — Я не всегда ел досыта, — проговорил он. Он видел, что женщина с ребенком что-то шепчет мужчине. Другой женщины не было в круге света, который бросало дрожащее пламя свечи. Он вдруг подумал, что за все время сестры не перемолвились и словом. И еще он подумал, что ему не стоит рассказывать дальше, рассказ такой неинтересный, сплошные обрывки, он никогда не научится их соединять. А может быть, он просто не умеет рассказывать, чтобы людям было интересно. Тошнота прошла, взмокший от пота комбинезон начал холодить тело, и его пробрала дрожь. Он закрыл глаза.
